– Других опы́тывать?

– Узнавать, какой облик врагу страшнее всего.

Вечером Десибратовна металась из клети в малую избу. Собирала чёрную и зелёную ветошь.

Коробейка с потайкой

Коробейка с потайкой

– Почтенный хранитель!

Необходимого человека Ознобиша в конце концов поймал в ремесленной. Там, где чистили, подклеивали, заново сшивали увечные книги.

– Слушаю тебя, правдивый Мартхе.

Хранитель был очень толст, что странно выглядело при нынешней дороговизне.

– Жаль отрывать тебя, почтенный, от исцеления книг, но, похоже, мне без подмоги не обойтись.

Хранитель начал с видимой досадой подымать со скамьи непослушные телеса:

– Поведай, что ты разыскиваешь, и я попробую подсказать…

Сегодня правдивый Мартхе явился с помощником. Невзрачный, бедно одетый мальчонка скромно прятался позади. Ворох русых кудрей, остренький нос, на ладонях – готовая рассыпаться кипа берёст и кожаных грамот.

– У меня нет затруднения с поиском, благородный хранитель. Мне бы от помехи избавиться.

Дряблое сало, внатяг сдерживаемое одеждой, наново расплылось по скамье. Взгляд стал острым.

– Кто смеет мешать посланцу третьего сына?

Ознобиша улыбнулся:

– В том, что происходит, я не усматриваю злой воли, одно прискорбное недомыслие. Видишь ли, я день-деньской отбираю записи, могущие насытить любознательность моего господина. Увы, почти каждое утро оказывается, что некто распорядился добытым по своему разумению. Вчера я принёс корзину, помеченную внятной просьбой не трогать, однако сегодня и её не нашёл, только грамотки, сваленные на полу. Не удастся ли, благородный хранитель, во имя занятий государя выделить уголок, коего не касалась бы ничья рука, кроме моей?

Ознобише всегда нравилось наблюдать, как задумывается человек. Вот обращается в себя взгляд, перестаёт замечать пустяки яви, устремляясь в куда более насущные внутренние миры… Удивительное дело! – в эти мгновения толстый хранитель напомнил братейку. У Сквары, бывало, так же останавливались глаза… а потом обретала рождение новая, никогда прежде не слыханная попевка. Только дикомыт искал сосредоточения двигаясь, приплясывая. Хранитель застыл изваянием. Потом увесистое гузно всё же оторвалось от насиженной скамьи.

– Идём, правдивый райца. Кажется, у меня есть кое-что любопытное для тебя.