– Нам все еще к реке? – уточнил у меня Артем.

– Да.

– Тогда за мной, – вновь подошел он к стене леса, внимательно ее оглядел, будто видел нечто большее, чем хаотичное переплетение ветвей, и довольно констатировал: – Нам сюда.

– Как он это делает? – нахмурившись, спросил я, стоя в метре от Артема.

Только тот был уже в лесу, а мы – на тропинке. А тот самый момент перехода вновь остался незамеченным из-за движения ресниц.

– Я не чувствую Силу, – задумчиво произнес Паша.

В спины деликатно подтолкнула ладонями Света, обрывая рассуждения.

– И чьи это тропы? – не удержался Пашка от вопроса, прислонившись к стволу, когда все вновь оказались под сенью леса. – Ни одной зарубки! Ни одной полянки с лавкой! Даже маркировки на мачтовых деревьях нет! Ладно если лесничество давно закрыли, но следы обязаны были остаться!

– А вон, – указал Артем за спину Паше.

Тот резко дернулся и обернулся, но, как и мы все, никого не обнаружил.

– На коре, выше головы, – подсказал Тема.

Там были глубокие вертикальные рубцы, уже поджившие за достаточное время под слоем смолы.

– Э-это что? – сглотнул Паша.

– Когти хозяина тропы, – буднично уточнил он.

– Ух ты, настоящий медведь! – оглянулся я по сторонам.

– Тихо! Он не любит, когда шумят, – шикнул на меня Артем, вновь шагнув на тропу.

Ребята впечатлились и молча двинулись следом, только на этот раз позади меня встала Света.

– Не надо его звать, пожалуйста, – шепнула она мне в ухо и положила руку на плечо, поближе к шее.

– Ладно, – разочаровался я, продолжая выглядывать настоящего большого медведя между деревьев.

У меня ведь были только маленькие медвежата, да и совсем недолго – всего один вечер. В газетах писали, что их устроят в зоопарк, а когда подрастут, выпустят из неволи.