Для Голицыных, мечтавших о сне последние несколько часов, это было достаточно сильным моральным ударом, чтобы упустить инициативу. А затем… увиденного далее хватило, чтобы признать себя вторыми.

Во всяком случае, билеты на имперский бал – тоже статусный приз, дающий возможность подняться в иерархии власти и приобрести влияние внутри рода.

Резко встал на месте шедший первым, заставив остальных автоматически перестроиться в боевой порядок. Заостренные палки на изготовку, пращи из дерева и обрывков одежды заряжены камнями и готовы к применению.

– Ребята, там эти… лежат, – повернулся с изумленным выражением лица Олег Голицын, указывая на мост.

Команда не сразу убрала самодельное оружие, привычно ожидая подставы или засады. Даже несмотря на то что чемпион турнира уже определился. И ему, разлегшемуся под ливнем на холодном камне, явно не было дела до тех, кто придет после.

– Они не ушли? – обернулась Инга, даже в их компании изображавшая дурочку-блондинку.

Ясно, что не ушли. Но почему? И где подвох? Почему нет медведя? Скинули в реку? А может…

– Андрей Александрович! – охнул Олег, бросившись к Долгорукому, неведомо как оказавшемуся среди нагроможденных тел, и, оттащив его к краю моста, устроил сидя. – Н-не дышит… Вроде…

– Может, кто-то их убил? – прижала руки к груди Ольга, зябко поежившись от прорвавшегося через дождь ветра.

Эта родственница просто умела хорошо танцевать, ей простительны нелепые вопросы.

– Значит, мы первые? – прозвучал крайне важный вопрос. – Если этих первых нет…

– А если кто-то из них жив?

– А если даже и жив, но упал в реку, когда перебрасывал медведя через парапет?.. – В этом вопросе чувствовалась напряженная решимость.

У Голицыных очень не любили побежденных и не задавали вопросов о методах достижения цели… Константин занимал достаточно высокое положение в семье, чтобы знать это доподлинно.

Команда полукругом обступила неподвижные тела в отмытой дождем одежде, пусть и изрядно порванной. У одного мальчика ее не было вовсе. У другого руки и лицо будто выбелены, у третьего вместо ботинок какие-то сломанные колодки, из которых виднелись ступни, окровавленные руки проколоты насквозь, а лицо – сплошной синяк. Четвертый вообще мальчишка! А у единственной девушки сожжено платье на животе и боку…

– Это, вообще, кто? – вновь был задан вопрос.

Первый раз он был озвучен еще на спуске с холма. Но никому ответить так и не удалось. Фамилии-то участников помнили, однако знать в лицо всех детей из старших семей – изначально бесполезное дело. Тем более эти молоды, а значит, род их укрывал особенно тщательно.