Маленькая розовая головка с дымкой светлых волос медленно кивнула.

— У тебя получится. А у Неттл, наверное, нет.

Я обнаружил, что разделяю ее сомнения, но ощутил потребность защитить свою старшую дочь.

— Несправедливо ожидать от нее этого. И даже от меня! Почему ты таишься? Почему не начала говорить, как только научилась?

Голова ее опустилась еще ниже, она приподняла одно плечо и безмолвно покачалась. Я и не ждал ответа. По правде говоря, я понимал, почему стоит хранить такие секреты. В течение многих лет я сам скрывал от Молли, что я бастард, представляясь простым мальчиком на побегушках. Не ради обмана, а из-за желания быть как все. Я знал слишком хорошо, что чем дольше человек хранит секрет, тем сложнее, разоблачив его, не назвать обманщиком. Как я мог не видеть этого? Как я мог уберечь ее от ошибок, которые совершил сам? Я попытался поговорить с ней, как отец.

— Да, ты хранила странный секрет. Но теперь я советую тебе забыть про него. Ты должна начать говорить с другими людьми. Не так, как мы говорим сейчас, но словечко тут, словечко там. Называй предмет, который тебе нужен. Потом перейди к простым просьбам.

— Ты хочешь, чтобы я научилась новому виду лжи, — сказала она медленно. — Чтобы я делала вид, что я только сейчас учусь говорить.

И я понял, что я больше походил на наставника убийцы, чем на любящего отца. Я давал ей советы, которые Чейд дал бы мне. Мне стало неуютно от этой мысли, и я заговорил тверже.

— Хорошо. Да, так оно и есть. Но, полагаю, это необходимая ложь, основанная на первой, выбранной тобой. Почему вообще ты делала вид, что плохо говоришь? Почему ты скрываешь свою способность?

Она прижала колени к груди и обхватила их руками, превратившись в маленький тугой комочек. Спрятала свой секрет, догадался я. Какая-то неопределенность почудилась мне. Здесь было что-то большее, чем я знал. Я отвел от нее взгляд. Не смотри на нее. Ей всего девять. Как такой маленький человечек может скрывать большой секрет? Я подумал о себе в девять лет.

Она не ответила. Вместо этого она спросила:

— Как ты это делаешь?

— Делаю что?

Она слегка качнулась, пожевала губу.

— Сейчас ты держишь это в себе. Не разливаешь.

Я потер лицо и решил позволить ей вести разговор, даже если она затрагивает столь болезненную тему. Пусть она привыкнет говорить со мной… а я — слушать ее.

— Ты имеешь ввиду, что мне было грустно? Что я не плакал сегодня?

Голова нетерпеливо покачалась.

— Нет. Я имею в виду все.

Опять наклонилась и искоса глянула на меня.