Казалось, он совсем разоружил нас. Мы медленно подошли к его костру. Я протянула грязные руки к пламени и ощутила тепло на лице. Огонь разгорелся сильнее. Керф разложил кусок толстого полотна, чтобы мы с Шан могли лечь рядом. Нам пришлось прижаться друг к другу, и все-таки это было тепло. Для себя он устроил спальное место по другую сторону костра.

— Я все равно ему не доверяю, — прошептала я Шан, устроившись поудобнее.

Она промолчала.

Он знал, как искать еду. На следующее утро, когда мы только проснулись, он уже разжег огонь и жарил зайца. Завернувшись в плащ, я не двигалась и наблюдала, как он что-то делает с луком и стрелой, убившей дичь. Может быть, именно он стрелял в нас с Персеверансом, когда мы убегали? Он мог убить моего друга. Я так и не смогла полностью вспомнить тот день. Растаяли те моменты, когда на меня нацеливался человек-в-тумане. Но я знала, что они не возвращались искать мальчишку, которого подстрелили. Я помнила его мимолетный взгляд и надеялась, что он не сильно пострадал и смог вернуться в Ивовый лес. Я вдруг вспомнила дворецкого Рэвела, умершего в коридоре, и еле сдержала тяжелое рыдание. Оно-то и разбудило Шан.

— Что случилось? — спросила она и быстро села, глядя на Керфа.

— Они убили дворецкого Рэвела, — выдохнула я.

Ее взгляд скользнул по мне, а затем вернулся к Керфу.

— Правда? — ровно спросила она, но это прозвучало не вопросом. Мы с ней очень мало говорили о том, что пережили и что увидели в тот день. Нас напичкали коричневым супом, и мы просто переходили от одного момента к другому. Нам не удавалось остаться одним, чтобы обсудить хоть что-то. А раскрывать раны перед похитителями нам не хотелось.

— Хватит реветь, — отрывисто сказала она, и в этом резком упреке я прочитала, что она до сих пор считает Керфа нашим врагом и не готова выказывать перед ним слабость.

Она права.

Я запрокинула голову, вытерла слезы и медленно села. Двигаться было неприятно. Мышцы ныли, любое движение открывало доступ ледяному воздуху. Мне хотелось плакать, хотелось броситься навзничь, и вопить, реветь, орать!

— У меня только одна чашка, — извинился Керф. — Придется по очереди.

— У тебя есть, что пить? — просила Шан.

— Теплый бульон. Вода из снега и косточки птицы, которые вы вчера разбросали. Но придется делать по одной чашке.

Шан ничего не сказала, не поблагодарила, не упрекнула. Вместо этого мы встали и отряхнули плащи. Вместе вытряхнули и свернули наш кусок полотна. Шан отдала его мне, будто напоминая, что это теперь наша вещь. Если он и понял, то ничего не сказал.