— Ныне хочу вам в пояс кланяться, что без промедлений собрали подати. И еще скажу. Ежели кто утаил добро от Цитадели, так пусть не радуется, будто сумел обмануть Крепость. У Осененных на всякую мразоту управа есть. Для того Дар им Хранителями и даден. Поэтому, ежели кто по глупости или по неразумению утаил в этот раз добро, тому дозволяю невозбранно недоимку принести. Сердца держать не стану. Ежели не покаетесь, но дознаюсь… — обережник перевел взгляд на стоящего рядом колдуна, тот кивнул и Глава продолжил: — Одним словом, думайте, мужики. Сгоряча карать никого не стану. Но коли узнаю про обман — не взыщите.

По толпе пробежал ропот.

А к вечеру в Цитадель приехал на крепкой заваленной добром телеге Уруп.

— Растей Долгенич велел кланяться и сказал, что на двор его сегодня весь день люд нес то, что по забывчивости не додал. Сюда побоялись.

Лицо у парня было хмурое.

— Так разгружай, — усмехнулся Клесх.

Он все понимал. В обмане сознаваться боязно. И пока поселенного в душах страха хватит, чтобы избавить Цитадель от недоимки. А позже каждый двор обойдут, добро сочтут, и уже не отвертишься.

— Чего хмуришься? — миролюбиво спросил обережник у робича.

— Сестра-то…

— О сестре разговор особый, Уруп. Пока, пускай, там, где есть, побудет. Отец твой не дурак.