Бинабик улыбнулся:

– Боюсь, я не настолько хорошо знаю эйдонитских святых, если не считать того, что у всех статуй хмурое выражение лица.

– Едва ли стоит их винить, если вспомнить, что с ними произошло, – сказал Саймон. – У Лиллии есть книга, которую ей подарил другой дедушка. Вултиния, да, так и было – я запомнил. Императорские солдаты отрезали ей пальцы, но она заявила, что все еще чувствует присутствие Бога – я правильно запомнил, Мири?

Мириамель содрогнулась:

– Если ты так говоришь. Жуткая книга и совсем не годится для ребенка. Зачем ты спрашиваешь о таких вещах?

– Чтобы вспомнить, в какой день я обратил внимание на отсутствие снов. День святой Вултинии – это третий день аврила. – Он снова повернулся к Бинабику. – Значит, последний сон, который я запомнил, приснился мне в конце марриса. В ту ночь я поздно лег спать – ночь похорон Изгримнура, кажется, именно тогда, – и я увидел очень странный сон. Там была черная лошадь в поле, и она жеребилась. Но жеребенок никак не мог родиться, казалось, он сопротивляется, словно не хочет появляться на свет. Я не знаю, что это может означать. – Он покачал головой, вспоминая. – Черная кобыла кричала, кричала так ужасно, что я проснулся весь в поту. Ты помнишь, Мири?

Она пожала плечами:

– Я плохо спала в ночь после похорон Изгримнура. Больше я ничего не помню.

– В любом случае, – сказал Саймон, – когда я снова положил голову на подушку, то сразу погрузился в сон, но это было подобно падению в темную дыру. Темную, темную, темную – и никаких снов. Клянусь, с тех пор мне ничего не снилось.

Его слова вызвали у Мириамель тревогу.

– Быть может, как ты сам сказал, они просто забылись, Саймон. Иногда собственные сны от меня ускользают, пока кто-нибудь мне не напомнит.

Он энергично покачал головой:

– Нет. Это совсем другое дело.

Бинабик засунул руку под тунику и вытащил кожаный мешочек.

– Последняя ночь маррис месяца. Вы называете ее Ночь Дураков, не так ли?

– Верно. – Саймон улыбнулся. – Я помню, как подумал во время похорон, что добрый старый Изгримнур насладился бы в полной мере Ночью Дураков с пьяными священниками, масками и прочими удовольствиями.

– Изгримнур действительно любил веселье и громкое пение. Но я думаю, что Ночь Дураков не просто для веселья. – Бинабик высыпал содержимое мешочка на ладонь – кучу маленьких отполированных костей. – В горах у нас есть нечто очень похожее, когда заканчивается зима, момент перемены судьбы. Мой мастер Укекук называл это «со-хиг намму-я» – Ночь тонкого льда. Когда стены между нашим миром и другими гораздо легче преодолеть.