– Ее сбила с ног отдача, – сказал Хосе. – С этим не шутят. – Он наклонился за желтым платком, который одиноко лежал на полу, и прикрыл им Доротею. – Нам нужно поскорее ее похоронить, чтобы никто не задавал глупых вопросов.

– Хоть бы она не вылезла из могилы с этим колом в шее и не превратилась в привидение, – добавил Бартоломео с ноткой сарказма.

Его слова почему-то прозвучали так, что мне показалось, будто я не в первый раз говорю на эту тему, но потом мимолетное ощущение исчезло под натиском безграничной усталости, от которой голова казалась пустой, а руки и ноги – тяжелыми.

Только краем сознания я различала, как мужчины совещаются о том, есть ли еще в доме сообщники Малипьеро, и из этого обсуждения я узнала, что Хосе убил в битве на мечах того лысого, который накинул мне мешок на голову. Потом на Хосе набросились еще два приспешника Малипьеро, приставили к его груди острия мечей, и поэтому Себастьяно и Бартоломео пришлось выдать себя.

– Эти трусы наверняка уже давно смылись, – сказал Хосе.

Но все-таки мужчины решили осторожно разведать обстановку. Гондольер вызвался в качестве подкрепления. С собой они забрали и бренные останки Доротеи. Я избегала смотреть на место, где она лежала.

Вместо этого я подошла к Тревизану, который все это время молча просидел в углу.

– Все в порядке? – спросила я.

Он молча кивнул. Несмотря на глубокие синяки под глазами и следы ушибов на лице, он по-прежнему производил впечатление независимого и опытного человека, что и делало его таким привлекательным.

Он некоторое время молча смотрел на меня, а потом сказал:

– Я не знаю, что здесь случилось и почему мы все как один внезапно потеряли сознание. Но в одном я не сомневаюсь: ты самая смелая девочка из всех, кого я встречал.

Я с огромным трудом подавила смех. Смелая! Если бы он знал, как близка я была к тому, чтобы наложить в штаны от страха! Или, точнее говоря, даже не в штаны, потому что женщины тут штанов не носили. Тем позорнее было бы, если бы это и правда со мной случилось. Во всяком случае, я и правда с трудом этого избежала.

– Вы спасли мне жизнь, – сказал Тревизан. – Если я могу исполнить какое-то ваше желание, только скажите.

– Вы уже исполнили мое желание, оставшись в живых, – и это была чистая правда. Тревизан был единственным человеком в Венеции, способным противостоять жутким решениям, которые принял Совет Десяти под влиянием Альвиса. Будущее станет таким, каким я его знала, и когда я в следующий раз вернусь в родное время, меня ждут не развалины, а мои родители.

Мариетта перевязала рану Клариссы, а вскоре вернулись мужчины.