Светлый фон

– Может, там у них в Союзе все мужчины с женщинами вот так милуются, с ходу.

– Да-а. Мне туда, наверно, самому не мешало бы перебраться.

Зоб оперся о побитый парапет моста рядом с Черствым и смотрел, как эти двое обнимаются – глаза закрыты, сами покачиваются в свете факела как какие-нибудь танцоры под медленную, им одним слышную музыку. Он шепчет ей на ухо какие-то слова – утешения, облегчения или любви. Слов Зоб, понятно, не разбирал, и не только из-за незнания языка. Огибая пару, мимо брели раненые, на изнуренных лицах – огонек надежды. Как-никак, возвращаются к своим. Пусть и досталось в бою, но все-таки живы. Ночь обещала быть холодной, но Зоб, надо признать, ощущал внутри тепло. Может, не такое порывистое и неистовое, как от победы, но зато ровнее, и, похоже, греет дольше.

– Хорошо-то как, – сказал он, глядя, как офицер и девушка двинулись в обнимку по мосту к южному берегу. – Осчастливить хоть нескольких, среди всего этого. Хорошо, черт возьми.

– Верно сказано.

– Прямо-таки иной раз задумываешься, и зачем люди выбирают наш род занятий.

Черствый глубоко вздохнул.

– Наверно потому, что трусят заниматься чем-то еще.

– Может, ты и прав.

Влюбленная пара растворилась в темноте, протащились мимо последние несколько раненых. Зоб оттолкнулся от парапета, стряхнул с ладоней сырость.

– Ну что, пора. Пойдем опять своим делом заниматься?

– Пойдем.

– Рад был свидеться, Черствый.

– Да и я.

Старый воин повернулся и последовал за остальными обратно к южной окраине городка.

– Ты уж смотри, чтоб тебя не убили, ладно? – бросил он через плечо.

– Как-нибудь постараюсь.

Хлад дожидался на северной оконечности моста. Он протянул Зобу его меч. Одного лишь глаза, поблескивающего над кривой улыбкой, оказалось достаточно, чтобы все теплые чувства метнулись прочь, как кролик от гончей.

– А ты повязку никогда носить не думал? – полюбопытствовал Зоб, принимая меч и вешая его на пояс.

– Одно время пробовал, правда недолго, – Хлад указал на щербины шрама вокруг глаза. – Чесалось хуже мудей. Я и подумал, а зачем мне ее носить – только для того, чтобы щадить чувства других мудочесов? Если я могу жить, таская повсеместно эту харю, то они могут жить, на нее глядя. А если нет, то язви их в душу.