Добрые дела
Строения Осрунга обступали Зоба, будто наперебой спеша рассказать ему о кровопролитии. У каждого была своя история, и каждый угол начинал очередное повествование об учиненном злодействе.
Много домов выгорело дотла; кое-где дымились обугленные стропила, а воздух чадил гарью разрушения. Слепо зияли пустые окна, ставни поросли щетиной из стрел, а висящие на петлях двери покрылись шрамами от топоров. По запятнанному булыжнику перепархивал мусор, безмолвными грудами лежали обломки и трупы; холодную плоть, бывшую некогда людьми, сволакивали за пятки к месту упокоения в яме.
Мрачного вида карлы хмуро пялилились на странную процессию. По улице тащились шесть десятков раненых солдат Союза, позади, как волк за овечьей отарой, шагал Хлад, а впереди ковылял Зоб с девицей.
Он ловил себя на том, что то и дело тайком на нее поглядывает. А как же: не так уж часто ему доводится видеть женщин. За исключением, понятно, Чудесницы, но ведь это не одно и то же. Ох и отвесила б она ему сейчас тумака за такие слова, хотя сути это не меняет. А эта, гляди, какая прелестница. Прямо
– Ты в порядке? – спросил у нее Зоб.
Она оглянулась через плечо на влекущуюся сзади колонну с подпорками, носилками и искаженными болью лицами.
– Да наверно. Могло быть и хуже.
– Пожалуй, что и так.
– Ну, а ты ничего?
– А?
Она указала на его лицо, и Зоб притронулся к заштопанному рубцу на щеке. Он о нем напрочь забыл.
– Тоже, знаешь, могло быть хуже. Так что еще ладно, что эдак обошлось.
– А вот интересно… если б не обошлось, что бы ты делал?
Зоб открыл рот и понял, что ответить-то особо нечего.
– И не знаю. Может, добрым словом бы залечил.
Девица оглядела разрушенную площадь, по которой они шли; раненых, что изможденно притулились у стены дома на северной стороне; увечную колонну, что тянулась сзади.
– Добрые слова среди всего этого, похоже, не помогут.
Зоб медленно кивнул.