От дымящихся, разгорающихся тел.
Корик подобрался к Смычку, который уже выдернул копьё, и принялся затыкать колотую рану в ноге узелками ткани. Флакон подошёл к ним – кровотечение не сильное. Но всё равно по мостовой уже растеклась приличная лужа.
– Заканчивайте с ногой! – приказал он сэтийцу-полукровке. – Нужно убираться с площади!
Шнур и капрал Тюльпан занимались Урой Хэлой, а Бальгрид и Недочёт догнали и повалили на землю Тавоса Понда. Флакон видел, как Недочёт засунул болтавшийся глаз обратно в глазницу, а затем обмотал голову солдата какой-то тряпкой.
– Тащите раненых! – закричал сержант Геслер. – Живей, дурни треклятые! К той стене! Нужно найти проход внутрь!
Ошалевший Флакон наклонился, чтобы помочь Корику поднять Смычка.
И заметил, что его пальцы посинели. Рокот в ушах оглушил его, и всё завертелось вокруг.
Рядом возникла храмовая стена, и солдаты пошли вдоль неё. Пытаясь найти вход.
Они лежали кучами, умирали от удушья. Кенеб пополз по разбитым камням, вцепляясь покрытыми волдырями руками в обломки. Густой дым, невыносимый жар, а теперь, похоже, помутился разум, его одолело дикое, невозможное видение – женщина, мужчина, ребёнок – вышли из пламени.
Демоны, прислужники Худа.
Голоса, такие громкие, немолчный вой, всё сильней – и тьма растеклась во все стороны вокруг трёх жутких фигур, потекла по сотням тел…
Да, разум его тоже умирает. Наверняка, ведь Кулак вдруг почувствовал, как отступает жестокий жар, а в лёгкие льётся сладкий воздух.
Моргая, он уставился на грязное, покрытое волдырями лицо. Женское. Знакомое.
И женщина говорила, что-то говорила…