Знал, что он планирует, и молчал, потому что полагал, что и сам хочу того же. Он называл это «восстановлением справедливости», и я жаждал справедливости. Но теперь я понял: всё это жонглирование словами. А на деле речь идет о мести, самой обыкновенной мести. Все остальное не имело значения. Мне казалось, что с того дня, когда я посмотрю в глаза своему отцу и увижу, как он испускает дух, сам я задышу полной грудью. Что шрамы на моем теле чудесным образом исчезнут и будут забыты. За это мне не жаль было заплатить любую цену.
В то же время я не мог выбросить из головы и людей Венды, к которым тоже прикипел душой. Они приняли меня как родного. Кормили и растили меня. Я
Я дал Лии обещание, но не был уверен, что смогу его исполнить.
Заседания Совета тянулись подолгу. Наместник Обраун был на редкость податлив на уговоры и легко согласился удвоить выработку в своих рудниках в Арлестоне. Даже слишком легко. Прочие наместники возражали, ворчали, что не могут выжать кровь из камней. Комизар уверял их, что могут.
– А тебе нечего сказать, Убийца?
Я вскинул голову. Малик, сидящий напротив, осклабился, довольный, что поймал меня на посторонних мыслях.
– У каждого из нас есть опыт выжимания крови из камней. Мы делаем это годами. Сможем повторить и в эту зиму.
Ухмылка Малика полиняла, а Комизар явно был доволен, что я поддержал его. Он кивнул – наше давнее взаимопонимание было восстановлено.
Глава шестидесятая
Глава шестидесятая
Паулина
Мы ожидали Брина и Регана на площади у цитадели, прячась в тени громадной сосны, как вдруг мимо нас на бешеной скорости пронесся всадник в военной форме. Доскакав до подножия лестницы, солдат остановил коня и в изнеможении повалился на землю. Со всех сторон к нему устремились караульные, раненый, собрав последние силы, сказал им что-то – мы были слишком далеко, чтобы разобрать, – и лишился чувств. Караульные немедля скрылись в цитадели, а двое подняли солдата и внесли его внутрь.