Ох, Хэлль! И что же делать? Вряд ли встреча с этим некто сулит что-то хорошее!

Ощупывающий, изучающий взгляд тонкими нитями тянулся ко мне издалека, из самых глубин мрака. Спрятаться было негде. Я запаниковала, тщетно пытаясь укрыться от назойливого ощущения слежки. Куда идти, куда бежать, если вокруг — только непроницаемое ничто?

Тьма сама пришла на помощь. Она начала медленно рассеиваться, обнажая лицо реальности, выталкивая меня в материальный мир. Чужое разочарование, почти осязаемое в своей ярости, едва не сбило с ног. Пошатнувшись, я устояла, поразившись силе этого чувства.

— Счастливо оставаться! — насмешливо крикнула я вслед трусливо уползающему мраку. — Надеюсь, при следующей встрече ты будешь в лучшем расположении духа!

Ответа не последовало. Невидимый наблюдатель растворился в ночном воздухе. На мгновение я засомневалась: а не произошло ли это всё только в воображении?

Реальность грубо вторглась в моё пространство. Откуда-то сбоку вынырнул Коннар, рявкнувший: "С кем ты разговариваешь, Кошка?!" Я не успела ответить, потому что увидела храмовников. Они застыли, как замирают рыбы, очутившись в лохани со стоячей водой: повисая вертикально и ловя воздух подрагивающими губами.

Первым оцепенение нарушил Шомас. Глухо зарычав, он сделал шаг ко мне. Его движение повторил Ласточка, потянув за собой остальных. Массивная тень наёмника упала между нами, но северянин не успел ничего сделать.

Ноги стали ватными. Я рухнула вниз, не успев ничему толком удивиться. Вслед за мной начали падать и храмовники. И всё это — в абсолютном безмолвии.

Как страшен запах песка, в который падаешь лицом.

***

Я не чувствовала собственных костей. Казалось, что мышцы превратились в студень, растёкшийся по песку. Жалящие разряды боли скользили под кожей, а внутренности скрутило в гигантское веретено. Язык разбух и высох, превратившись в бесполезный шершавый придаток, едва помещающийся во рту. Шумно хлопая чёрными крыльями, надо мной носился голос наёмника. Коннар что-то кричал, но слова растворялись в утробном гуле. Время растягивалось и завивалось спиралью, оставляя меня корчиться в облаке боли. Когда она, наконец, пошла на спад, показалось, что минули столетия, хотя на самом деле это вполне могла быть пара мгновений.

Едва почувствовав собственное тело, я перевернулась на спину и попыталась открыть глаза. Слипшиеся веки нехотя послушались, и мне удалось увидеть клочок неба, лицо наёмника и его руку, почти касающуюся моей щеки. Встретившись со мной глазами, северянин заметно расслабился и убрал ладонь.