Он родом из карающего мира аскетической преданности. Живопись для него лишена радости. Да и вся жизнь на Руси настолько сурова, что он до сих пор не может отдаться удовольствиям, ожидающим здесь на каждом углу.
Осаждаемый непостижимыми воспоминаниями, он медленно, но верно двигался навстречу смерти.
«Я этого не допущу! – Я мерил комнату шагами, поворачивался к тем, кто ухаживал за ним. Я ходил взад-вперед, шепча про себя гневные слова: – Я этого не допущу. Я не позволю ему умереть».
Строго приказав всем выйти из спальни, я склонился над ним и, прокусив язык, наполнил рот кровью, а потом тонкой струйкой окропил его губы.
Он вздрогнул, облизал губы, и в тот же миг ему стало легче дышать, а щеки окрасились румянцем. Я потрогал его лоб. Горячка спала. Он открыл глаза, посмотрел на меня, произнес свое любимое «Мастер», а потом спокойно, без видений и кошмаров, уснул.
Довольно. Я отошел от кровати. Я открыл объемистый дневник и скрипящим пером сделал поспешную запись:
«Он неотразим, но что же мне делать? Однажды я уже заявил на него свои права, объявив, что он принадлежит мне, а теперь я лечу его недуги кровью, которую с удовольствием передал бы ему до капли. Но, врачуя его, я исцеляю его не для себя, а для мира».
Я закрыл книгу, ненавидя себя за то, что дал ему Кровь. Но она вылечила его. Это точно. И заболей он снова, я повторю лечение.
Время летело слишком быстро.
События мелькали с невероятной скоростью. Моя былая убежденность пошатнулась, а красота Амадео возрастала с каждой ночью.
Учителя повезли мальчиков во Флоренцию посмотреть местную живопись. И, вернувшись домой, ученики принялись за учебу с еще большим вдохновением.
«Да, они увидели работы Боттичелли – потрясающе! Мастер до сих пор пишет? Да, но его живопись практически целиком посвящена религии. Дело рук Савонаролы, строгого монаха, осуждавшего флорентинцев за светский образ мыслей. Савонарола пользуется во Флоренции большим авторитетом. Боттичелли верит в Савонаролу и считается одним из его последователей».
Я глубоко опечалился. По правде говоря, я чуть не обезумел от бешенства. Но знал: что бы ни рисовал Боттичелли, все выйдет изумительно. А успехи Амадео становились моим утешением – скорее даже приводили меня в приятное замешательство.