– Но ты писал картины, Амадео, чудесные иконы...

– Мастер, послушай меня, – настаивал он. – Что бы я ни делал, я был рабом Божьим, а сейчас я стану твоим рабом. – Он сделал паузу и прижался ко мне покрепче, скрываясь от усиливавшегося ветра. На скалы надвигался туман. Со стороны гавани доносился шум.

Я хотел было заговорить, но Амадео поднял руку и сделал знак, призывавший к молчанию. Упрямый и сильный, невероятно соблазнительный, он принадлежал только мне.

– Мастер, – продолжал он, – сделай это, когда захочешь. Я умею хранить тайны. Я терпелив. Сделай это, когда захочешь и как захочешь.

– Иди домой, Амадео, – чуть поразмыслив над его словами, велел я. – Как видишь, солнце уже близко, а мне придется уйти до рассвета.

Он задумчиво кивнул, словно впервые придал значение моему дневному отсутствию. Не представляю, почему до сих пор он ни разу не задумался об этом.

– Иди домой, учись, беседуй с мальчиками, следи за младшими. Если ты способен перейти от кровавого пира к детскому смеху, то вечером все будет кончено. Ты станешь таким, как я.

Я смотрел, как он скрывается в тумане, направляясь к каналу, чтобы взять гондолу и вернуться домой.

– Раб Божий, – прошептал я вслух, чтобы ощутить звучание этих слов. – Раб Божий. В жалком монастыре, где ты писал священные картины, тебя убедили, что смысл жизни только в жертвоприношении и боли. И в окружающем меня волшебстве ты видишь подобие жгучего очищения. Ради него ты отворачиваешься от богатства венецианской жизни, от всего, чем владеют люди.

Но разве он достаточно знает жизнь, чтобы принять столь судьбоносное решение? Сможет ли он навсегда отказаться от солнца?

Ответа не было. Его решение не имело значения. Потому что я вынес свое.

Что до блистательной Бьянки, то с тех пор я больше не имел доступа к ее мыслям, словно она, как хитрая ведьма, знала особый секрет. Но меру ее преданности, любви и дружбы мне суждено было познать сполна.

Глава 21

Глава 21

Дневные часы я проводил в принадлежавшем мне необитаемом палаццо, где в потайной комнате чуть выше уровня воды стоял красивый гранитный саркофаг.

Комната – великолепная маленькая камера – была отделана золотом, а ведущая в основные помещения лестница заканчивалась дверью, не поддававшейся никому, кроме меня.

Выходя из палаццо, нужно было спуститься по ступенькам прямо к каналу – но это касалось тех, кто ступал по земле.

Много месяцев назад я заказал второй саркофаг, не менее тяжелый и столь же красивый, чтобы в этих покоях могли отдыхать два вампира. В той позолоченной спальне я и проснулся на следующую ночь.