– Мы поедем после большого праздника, о котором договорились с Бьянкой. А в ту ночь будем танцевать с приглашенными гостями. Ты будешь танцевать с Бьянкой много-много раз. Мы приложим все усилия, чтобы гости приняли нас за простых смертных. Я рассчитываю на тебя не меньше, чем на Бьянку или Винченцо. Вся Венеция падет к нашим ногам.

Его лицо озарила слабая улыбка. Он опять кивнул.

– Теперь ты знаешь, чего я хочу, – объявил я. – Я хочу, чтобы ты крепче подружился с мальчиками и относился к ним с любовью. И я хочу, чтобы ты чаще бывал у Бьянки – разумеется, поохотившись и затемнив кожу – и чтобы ты никогда и ничего не рассказывал ей о том, каким чудом спасся.

– Я думал... – прошептал он.

– Что ты думал?

– Я думал, что, получив Кровь, я получу все, что пожелаю. Оказывается, я ошибался.

Глава 23

Глава 23

Сколько бы мы ни прожили на свете, в наших сердцах хранятся воспоминания – памятные вехи, неподвластные времени. Бывает, страдания размывают общую картину, но некоторые моменты способны устоять даже перед душевными муками, храня свой блеск и красоту. Они тверды как алмаз.

Таким остался для меня великолепный праздник Бьянки – я называю его праздником Бьянки, потому что его устроила она и только она, а мое богатство и комнаты палаццо служили лишь средством достижения высочайшей цели. В спектакле участвовали все ученики, и даже смиренному Винченцо досталась важная роль.

Вся Венеция собралась на нескончаемое пиршество, чтобы насладиться песнями и танцами, пока мальчики разыгрывали многочисленные, прекрасно поставленные живые картины.

Казалось, в каждой комнате присутствуют певцы и ставятся божественные инсценировки. Повсюду звучали лютни, виргинал и дюжина других инструментов, аккомпанирующие обворожительному, убаюкивающему пению, а младшие мальчики, разодетые как принцы, наполняли чаши гостей вином из золотых графинов.

Мы с Амадео танцевали без конца, по тогдашней моде ступая осторожными грациозными шагами – в те времена скорее принято было ходить под музыку, – сжимая руки венецианских красоток, и прежде всего – нашего возлюбленного гения, создавшего великолепие ночи.

Я много раз похищал ее из ярко освещенных комнат, чтобы сказать, как она дорога мне, что только она одна во всем мире умеет творить чудеса. И умолял ее дать обещание повторить этот вечер.

Но что могло сравниться с ночью, позволившей мне танцевать и свободно ходить меж смертных гостей, отпускавших безобидные хмельные замечания относительно моих картин, изредка задававших вопросы, почему я нарисовал так, а не этак? Как прежде, критика не задевала глубин моего сердца. Я замечал только горящие любовью смертные взгляды.