– Здесь умирает человек! Ты можешь его вылечить?

Фарбус на секунду растерялся, потом проговорил озадаченно:

– Если он еще жив, думаю, да. Я в моей власти исцелить любого живого. Но если он перейдет в Трехмирье с помощью цветка, кто-то должен остаться там…

Я вновь оглянулась на Клауса. Тот поднял на меня взгляд, полный непонимания вперемешку с обреченностью.

Снова повернувшись к Фарбусу, я спросила:

– Ты выполнишь обещание? Запрешь Ферала в Нижнем мире, что бы он не смел нападать ни на Звенящую долину, ни на любую другую.

Лицо Смотрителя приняло оскорбленное выражение.

– Если ты хотела меня унизить…

– Прости, – поспешно извинилась я. – Я не хотела… Фарбус, спаси этого человека. Спаси Черного Яна.

– Но тогда… – снова попытался сказать смотритель.

Я закончила:

– Я остаюсь.

Лодин ошпарил меня таким взглядом, которого прежде у него не было. В нем смешалось все, от страха, до бешенства. Свободной рукой он вцепился мне в локоть, голос прозвучал тихо, но напряженно.

– Агата, что ты делаешь? – спросил он. – Не известно, сможешь ли ты вернуться. Это опасно. И я не смогу тебя защитить.

Я посмотрела на него со всей нежностью, на какую может быть способен огонь и улыбнулась.

– Лодин, – сказала я, чувствуя, как уверенность растекается по телу горячими волнами. – Всю жизнь все решали за меня. С кем дружить, куда ходить, за кого выходить за муж. Даже в Подмир отправилась не по своей воле. Но остаюсь я тут добровольно. У меня появилось право выбора и возможность спасти человека. Пусть не самого честного, но Трехмирье его воспитает. Мне предрекали пророчество. Но сейчас я вольна сама творить судьбу. И это мой выбор.

На лице Лодина застыл ужас вперемешку с неприкрытой тоской, он открыл рот, чтобы возразить, но только покачал головой, понимая, что меня не переубедить.

В этот же момент на границе миров проступило лицо Ферала. Хищное, прекрасное лицо искажено такой мукой, что стало его немного жаль, но когда вспомнила, как жестоко хотел обойтись со мной, пусть даже во сне, жалость испарилась.

Прежде его видела лишь я, но сейчас взгляды всех устремились на огнекрылого. Лицо Лодина стало черным, как грозовая туча, он сжался, словно пружина, готовая распрямиться в любую секунду.

– Убирайся, исчадие, – прогудел он.