Наконец, один из вилланов поднялся, но вовсе не для поклона, и не для того, чтобы указать дорогу.

— Какая чистенькая! — восхитился он и протянул руку к красному кожаному сапожку, который виднелся из-под дорожной юбки.

— Убери руки, грязь дорожная, — отчеканила Эмер, — если не хочешь отведать плетки. Повторяю: где дом Бодеруны? Я ищу ее сына. Он по виду благородный, и его зовут Годрик.

— А мы тут все благородные по виду, — ответил виллан, оглядываясь на приятелей, и те с удовольствием захохотали, поддерживая шутку.

Эмер выхватила плеть и без промедления хлестнула дерзкого поперек спины. Удар оказался столь сильным, что виллан упал на колени. На рубашке выступила кровь, но это заставило остальных мигом перемениться.

— Еще кто-то хочет выглядеть столь же благородно? — спросила девушка, поигрывая плетью. — Могу и по благородной роже врезать, чтобы нос надвое развалило.

Подобного никто из вилланов не пожелал.

— Вон тот дом, леди, самый крайний, где два клёна у ворот, — поспешил сказать один из них, указывая на окраину деревни.

— Благодарю. А ты дай дорогу! — велела Эмер, направляя коня на виллана, стоявшего на коленях.

Тот поспешил убраться, опасаясь копыт коня и нового удара.

Простолюдины долго смотрели вслед, пока прекрасная и нарядная леди на коне, умеющая мастерски ругаться и бить плетью, не остановилась возле дома с клёнами.

Эмер не заметила их взглядов, думая о другом, и направила коня прямо во двор. Как Годрик встретит ее? Прогонит, как Сиббу? Или обрадуется ее появлению?

— Есть кто-нибудь? — позвала она, робея.

Дверь открылась, и на пороге появился Годрик. Её Годрик, надменный и язвительный сопляк, которому она не раз разбивала нос. Совершенно такой же, как в ее памяти — и совсем не такой. Сейчас он был одет не в шёлк и бархат, а в простую одежду из шерсти — полинялую котту, когда-то бывшую синей, и мешковатые штаны, в которых казался сущим медведем. Он загорел, и теперь от благородной бледности не осталось и следа, а щеголеватая бородка отросла и была неровно подрезана.

Он увидел всадницу на коне, и глаза его широко распахнулись, а сам он замер, дверь захлопнулась, глухо стукнув.

И Эмер вмиг позабыла о неуверенности и сомнениях

— Годрик! — заорала она так громко, что конь шарахнулся. — Я тебе шею сверну!

Она соскочила на землю, забыв одернуть платье, и налетела на мужа. Удары градом посыпались на несчастного, и он даже не пытался сопротивляться — просто закрывался локтем, ошарашенный столь радушной встречей.

— Я тебя прибью, мужлан! Медведь! Чурбан ты неотесанный!

Наконец он опомнился и перехватил ее руки за запястья, притиснув Эмер к себе. Ему приходилось непросто, потому что она, лишенная возможности ударить кулаком, пыталась боднуть его головой в лицо и изо всей силы давила каблуком на ногу.