Полимамфо, споткнувшись, сбился с шага и встал. С сомнением посмотрев на трактир, он повел волосатым носом:

– На твоем месте я бы продолжал путь.

– Небось тебе только того и надо. – Шимпазл спрыгнул с повозки, его мягкие сапожки зачавкали по грязи. – А когда нас нагонят твкашки, будешь только фыркать от удовольствия, глядя, как меня закалывают копьями. Ладно, здесь нас никогда не найдут.

– Один уже нашел.

И точно: вокруг головы, как по заказу, нахально крутится твкашка. Кожа бледно-зеленая, вместо шлема – чашечка от желудя, между ног – стрекоза. Вот она, тихо жужжа крылышками, зависла в воздухе, и твкашка занес копье.

– Что ты ко мне пристал? – в ужасе вскинул руки Шимпазл. – Я ничего такого не сделал!

– Ты съел благородного Флорендаля! Проглотил госпожу Мелесенс и сожрал трех ее братьев!

– Неправда! Все это голословные обвинения! То был не я, а кто-то похожий. У тебя доказательства, вообще, есть? Предъяви доказательства! Что, нету? Ну так и упархивай!

В ярости бросившись на Шимпазла, твк ткнул ему в нос кончиком копья, но при всей своей стремительности проиграл в быстроте. Длинный, липкий язык слизал крошечного наездника со стрекозы и с полным равнодушием к его воплям забросил в рот. Хрупкие доспехи приятно хрустнули на острых зеленых зубах Шимпазла. Вкус был своеобразный – сочетание мяты, мха и грибов.

Прожевав, Шимпазл почистил зубы крошечным копьем. Другие твкашки так и не соизволили явиться.

– Этот кроха был один, – уверенно заключил он. – Меня ждет блюдо шкворчащих угрей. А ты, пунер, можешь остаться здесь. Смотри мне, стереги повозку.

* * *

Лирианна шла упругой, танцующей походкой. Гибкая и длинноногая, подвижная и похожая на мальчишку-сорванца, она держалась с непоколебимой уверенностью. Наряд ее был выдержан в оттенках серого, разбавленных цветом жухлой розы. Блузу из гладкого и мягкого паучьего шелка она расстегнула на три верхние пуговички. Широкополую бархатную шляпу с лихо воткнутым пером молодцевато сдвинула набекрень. О бедро постукивал меч, Щекотунчик, спрятанный в ножны из мягкой серой кожи, – почти того же тона, что и ботфорты выше колен. Копна рыжеватых кудряшек на голове, молочно-белая кожа, сбрызнутая веснушками. Довершали картину живые серо-зеленые глаза, губы, созданные для плутоватых усмешек, и курносый носик, который она сморщила, принюхиваясь к воздуху.

Вечер был напоен смолистым ароматом сосны и соленой свежестью моря, но угадывались и более неприятные запахи: эрб, умирающий гру и вонь упырей невдалеке. Может, после захода солнца кто-то из этих тварей наберется смелости поиграть? Было бы неплохо. Лирианна с улыбкой тронула Щекотунчик и закружилась, взметая с лесного пола маленькие облачка пыли.