– Кролика можно принести в жертву, – предложил Говард, пока протыкал себе палец галстучной булавкой. – Нам же нужна жертва, если мы хотим быть нормальными язычниками.

К этому времени слух пронесся по всей школе. Мальчики, в основном младшие, повалили к ним валом – кто осторожно крался через яблоневый сад, кто воровато проскальзывал в зеленую дверь – с бумажными стаканчиками и фольговыми корзиночками от пирожных, где колыхались драгоценные капельки крови. Вскоре выяснилось, что рыночная цена за донорство – фунт двадцать пенсов. На меньшее никто не соглашался. Кое-кто просил больше. Обычно это были те, кто приходил без всяких следов крови и заявлял, что готов за деньги подвергнуться удару в нос. За такое запрашивали фунт сорок пенсов. Бил Нед Дженкинс. Он был настоящий мастер. Но если до крови не получалось, а кровь легко идет далеко не у всех, то мальчику вручали нож и предлагали добыть кровь самостоятельно. Тогда цена падала до прежних фунта двадцати. Шарт выписывала расписки – призраку показалось, что набежало на добрых шестьдесят фунтов. Но не все хотели только денег. Большинство доноров прослышали, что есть еще и призрак. Примерно каждый четвертый сдавал кровь по сниженной цене, за фунт, при условии, что ему разрешат остаться посмотреть, что будет, когда призрак выпьет крови.

– Тогда жди в саду, – говорила таким Шарт. – Все равно он должен быть на улице, – объясняла она остальным. – В книге он был под открытым небом. А для крови, по-моему, вырыли канавку.

В саду становилось довольно людно. Уровень мутноватой красной жидкости в миске многообещающе рос. Фенелла махала над ней разделочным ножом все веселее и веселее.

– Море вкусной кровищи! – распевала она. – Посторонним призракам вход воспрещен!

Призрачная сестра висела над ними, глядела вниз, на растрепанную голову Фенеллы и мелькающий в воздухе нож, и еще ниже, на грязную миску липкой красной крови.

– Нет, Фенелла, я не ты, – сказала она. – Мне все это совсем не нравится. Это отвратительно. Наверное, я Имоджин.

Но и Имоджин больше не смотрела на происходящее с отвращением.

– Вот что удивительно, – сказала она с середины забитой донорами кухни. – У меня такое чувство, что все, не считая кролика, очень правильно. Теперь я уверена в успехе.

– Ну, откровенно говоря, я думаю, все это мерзко, – заметил Говард. – А ты, Нед?

– Я тоже, – сказал Дженкинс. – Но Имоджин правду говорит.

Похоже, многие были согласны с Говардом. В очереди доноров в саду появилась и компания старших мальчиков, в том числе Полудурок Филберт, и они громко выражали свое мнение. В основном свистом и улюлюканьем, но то и дело слышалось распевное: «Гадкие, противные затевают мерзость!»