Все это кивание и вращение потащило ее прочь. Из-за них проступила огромная белая нога, мумифицированная в гипсе. Возникло ощущение, что кругом какие-то люди, они что-то делают. Кто-то совсем незнакомый нагнулся над ней и называет ее солнышком.

– Солнышко, если слышишь меня, пошевели рукой!

Она лежала и думала об этом так же мрачно, как Сам разглядывал рисунок Неда. Ее опять утащило, утащило на семь лет вперед – это было ясно. А все Мониган. Мониган не желала, чтобы она совала нос в Школу. Там что-то происходит или вот-вот произойдет – что-то важное. Если она будет там, то, вероятно, ей даже представится случай одолеть Мониган. Значит, надо вернуться. Сейчас же.

И она бросилась туда. Кто-то незнакомый все нависал над ней и умолял пошевелить рукой, но она не осмелилась послушаться. Все это задержало бы ее здесь. Она билась, рвалась, отбивалась – лишь бы вернуться на семь лет назад. Это оказалось не в пример труднее, чем толкать руку Неда. Она чувствовала себя как мистер Маклагген, когда тот налегал на непоколебимого Оливера. Мониган сопротивлялась ей. Для Мониган не составляло никакого труда переместиться на семь лет в любую сторону. Время в Школе и в больнице для нее шло параллельно. Наверное, у богинь всегда так. И богине проще простого не пропустить призрак из одной ленты времени в другую.

Как только призрачная сестра это поняла, она налегла пуще прежнего. Ведь это означало, что прошлое можно изменить, что бы ни говорила Шарт. Потому что, с точки зрения Мониган, главного в прошлом еще не случилось. И призраку надо туда попасть. Обязательно.

Она чувствовала, как Мониган отступает – на шажок, на волосок. Сначала она поддавалась с обидой. Потом – пожав плечами. И наконец отпрянула с мерзкой издевательской усмешкой. Призрачная сестра прямо почувствовала, как Мониган думает: «За что боролась, на то и напоролась!»

Рывок – и она вернулась, испуганная и растерянная.

– А вдруг я опоздала?

И верно: она едва не опоздала. Филлис ушла. В кухне Нед Дженкинс, по-прежнему бледный как полотно, навис над двойным листком из своей тетради. Вокруг на столе были разложены другие бумаги: записка от Салли, школьное сочинение Шарт, стихи почерком Имоджин и каракули Фенеллы. Очевидно, все пытались определить, чьим почерком писал призрак. Шарт, Имоджин, Фенелла и Говард склонились над бумагами, но с таким видом, будто уже потеряли к ним интерес.

– Итак, насколько мы можем судить, – говорил Говард, – это не почерк Неда. Он может принадлежать любой из вас. Вы все пишете примерно одинаково, даже Салли.