– Без толку. – В ее полном смирения голосе слышалось печальное, шаткое облегчение. – По-моему, мы сделали все, что могли.

Она повернулась и положила серую куклу Мониган рядом с остальными дарами.

В этот самый миг все вздрогнули от двойной вспышки белого света. Когда Шарт выпрямилась, над низиной ударил гром – и мощно раскатился вокруг. Джулиан Эддимен тут же вскочил и полез в задний карман. Едва брызнули первые капли дождя, как он развернул полиэтиленовый дождевик и не без самодовольства закутался в него. После чего достал из кармана такую же непромокаемую шапочку и надел и ее тоже.

– Надо было тоже сообразить взять дождевик, – сказал Говард.

И тут обрушился ливень. Хлесткие белые линии дождя с градом сжали круглый плац в крошечный серо-зеленый клочок. Призрачная бойня исчезла за этой завесой, бесплотные столбы растворились. Мониган рассеялась. Теперь призрак не видел ничего, кроме промокших людей, которые, суматошно пытаясь хотя бы отчасти остаться сухими, пригнули головы и бросились наутек, отчего у них под ногами еще суматошнее запрыгали, отскакивая от травы, градины и капли. Семеро живых скрылись за стеной ливня. Один вернулся. Блестящая от полиэтилена фигура метнулась назад, подхватила куклу Мониган и снова умчалась в дождь.

Она открыла глаза и увидела красиво накрашенное лицо Фенеллы, бледное и обеспокоенное.

– Ну слава богу! – сказала Фенелла. – Я уж думала, все – ты умерла у меня на руках. Уже собиралась кричать, звать медсестру.

Запах травы и дождя исчез, сменился ароматом роз, заглушавшим больничные запахи.

Итак, она вернулась, так ничего и не добившись. Никто не сумел поднести Мониган дар, равноценный жизни. А Мониган забрала все, что могла, и ничего не дала взамен. Пациентка едва не заплакала оттого, сколько всего пошло прахом: Говарду пришлось уехать в Канаду, Фенелла теперь не сдаст выпускные экзамены и не поступит в университет, Нед и Одри потеряли все, что им было даровано. А щедрое подношение Шарт – Оливера – презрительно швырнули ей в лицо. Судьба Оливера, пожалуй, единственное, что утешало пациентку. Может быть, все произошло потому, что она сбежала – Имоджин сбежала. Она понимала, что это погубило все.

В стеклянную комнатушку решительно вошла Шарт – столь же естественная и небрежная, как Фенелла – приглаженная и ухоженная. Даже и не скажешь, что сестры.

– Там уже начинают выгонять посетителей, – сказала Шарт. – Вот я и решила вернуться на минуточку.

– Как хорошо! – воскликнула Фенелла. – Шарт, я думала, она умерла!

Она стала рассказывать Шарт, почему ей так показалось, – совсем не похоже на Фенеллу. Должно быть, она и правда очень испугалась. Но пациентке не хотелось ее слушать: она и сама перепугалась. Посмотрела за вздернутую на вытяжке ногу в палату, где началось робкое движение: некоторые посетители собрались уходить. Многие делали это с явным облегчением. Они исполнили свой долг и исчерпали все темы для бесед. Но некоторые, как и Шарт, еще раз забегали попрощаться напоследок. Эти были напряженные и встревоженные. Один из них, высокий, бледный молодой человек с букетом, вдобавок еще и заблудился. Он, похоже, неправильно запомнил, где лежит тот, к кому он шел, и теперь бродил между койками, все сильнее падая духом.