Светлый фон

Они наблюдали за танцем, который разворачивался на площадке перед ними: две лошади обходили друг друга, и одна из них, простая бурая, время от времени вытягивала морду в попытке поцеловать ускользающий серый круп другой. Файер пыталась подружить двух лошадей, потому что кобылице, если она и правда собиралась повсюду следовать за Файер, неплохо было бы иметь еще несколько душ, которым можно доверять. Сегодня она перестала пытаться отпугнуть Малыша, вставая на дыбы и брыкаясь. Это уже было достижение.

– Это речная лошадь, – сказал Брокер.

– Какая?

– Речная. Я видел пару серых в яблоках лошадей вроде нее и раньше; они родом из устья Крылатой реки. Не думаю, что их много продают, хотя они очень хорошие, – они ужасно дорогие, потому что их трудно поймать и еще труднее объездить. К тому же не такие общительные, как другие лошади.

Файер вспомнила, что Бриган однажды с благоговением говорил о речных лошадях. И что кобылица упрямо несла ее на юго-запад от земель Каттера, пока Файер ее не развернула. Она пыталась отправиться домой – взять Файер с собой туда, где начиналась река. Теперь она оказалась здесь, хоть и не хотела приходить, но все же решила остаться.

«Дорогой Бриган, – подумала Файер. – Люди хотят невозможного, неуместного. Лошади – тоже».

– Командующий ее уже видел? – спросил Брокер, словно бы довольный собственным вопросом. Очевидно, он был в курсе отношения Бригана к лошадям.

– Мне все равно, сколько она стоит, – тихо сказала Файер. – И я не стану помогать ему ее объездить.

– Ты несправедлива, – мягко укорил ее Брокер. – Мальчик славится своей добротой к лошадям. Он не объезжает животных, которые не тянутся к нему сами.

– Да ему любая лошадь рада, – сказала Файер и замолчала, потому что это звучало глупо и сентиментально, и вообще она сболтнула лишнего.

В следующую секунду Брокер заговорил таким странным, смущенным тоном, что она растерялась:

– Я совершил несколько страшных ошибок, и у меня кружится голова, когда я пытаюсь осознать все, что из-за них произошло. Я не был тем, кем должен был быть, ни для кого. Возможно, – сказал он, глядя на свои колени, – я справедливо наказан. Ох, дитя, твои пальцы разбивают мне сердце. Ты сможешь обучиться зажимать струны правой рукой?

Файер взяла его за руку и сжала так крепко, как только могла, но не ответила. Она думала о том, чтобы играть наоборот, но это было словно учиться с нуля. Восемнадцатилетние пальцы учатся порхать по струнам вовсе не так быстро, как пятилетние, и, кроме того, трудно держать смычок рукой, на которой, помимо большого пальца, еще только два.