– Ты смотри давай…

Небесный гость, словно лихой плясун руками, взмахнул крыльями и вновь издал жуткий крик, прерывистый и угрожающий, отдаленно напоминающий гогот. До сего дня лебединые вопли Алёша полагал громкими и на редкость противными, но в сравнении с огласившим лесную поляну кличем они сошли бы за ласкающий слух щебет.

– И чего орать? – Яга со своим «самоваром» уже была тут как тут. – Петухам завидуешь? Так они, кукарекай не кукарекай, в горшке кончают.

Гусь-лебедь обиженно гоготнул и словно бы отшатнулся; изогнув шею и повернув голову вбок, он таращился на Марфу серо-голубым глазом. Теперь Алёша разглядел, что на макушке чудо-птицы торчит кривой черный гребень, а кончик черно-алого клюва напоминает лезвие окровавленного топора с задранными и чуть изогнутыми носком и пяткой[35]. Стала видна и покрытая светлыми перьями широкая грудь, а на ней – что-то вроде сплетенной из ремней корзины, в которую яга как раз приладила «самовар». Умело и быстро, надо думать, проделывала она это не первый раз. Птица вновь коротко проорала и изящно склонила к яге клювастую башку.

– Ну-ну. – Марфа похлопала великана по макушке возле самого гребня. – Не серчай, сам виноват. Чего орать-то на весь лес было? Ладно, милок, лети давай.

Еще один вскрик, короткий разбег, вроде бы тяжелый подскок, кружащая в солнечном свете пыль… Огромная серебристая тень, постепенно уменьшаясь, взмывает всё выше, делает круг и исчезает в набежавшем облаке.

– На закат вроде, – прикинул Алёша и покосился на напарника. – Что там у них?

– Не спрашивал. Да что бы ни было, в чужие дела лезть – беду накликать. Захочет – сама расскажет, не захочет – не лезь, бери, что есть, а есть, поверь, немало. Без Марфы мы б досель знать ни про какого Огнегора не знали бы.

– А сейчас знаем? – усомнился богатырь. – Нет, может, Марфа твоя про него и впрямь слыхала, только правда ли оно?

– Правда, – резко бросил Стоян, и они вернулись в избу, слегка опередив хозяйку.

Не заметить подглядывавших гостей она не могла, но, похоже, смотреть на гусей-лебедей здесь не запрещалось. Марфа со смешком шлепнула Стояна по спине и, крутанув свое блюдо, велела убирать со стола. Уже знакомые змееруки за дело взялись ретиво, причем одна, самое шустрая, потянулась к Стояновой тарелке с яблочком. Меченый отмахнулся, нахалка отпрянула, а Стоян сунул спасенную вещицу Марфе.

– Не глянешь, что с ней случилось? Барахлит, проклятая… только яблоко не съешь ненароком, а то вовсе чудо-вещь загубим.

– Как бы уже не загубили. – Хозяйка мало не ткнулась в тарелку своим носищем, шумно принюхиваясь. – А в чем беда-то?