«Ты все-таки прижала его к стене, как и боялась».

Да, прижала и теперь со всей искренностью хотела бы сказать ему другое: «Мак, не торопись, и я не буду тебя торопить. Если не захочешь со мной видеться, я пойму. А если захочешь встречаться, то не принуждай себя делать это часто. Пусть раз в два дня, пусть раз в неделю, в две…»

Она вытерпит.

Нет, не вытерпит, и прекрасно знала об этом: ожидание убьет ее, сметет, как сметает прочную каменную крепость сорвавшийся с обрыва поток. Камни будут соскальзывать, камни будут крошиться, фундамент просядет…

Вот только сказать об этом все равно нужно, ведь в смс такое не пишут.

В эти последние и невыносимо долгие три дня она не работала и вообще не занималась ничем полезным – если бы работала, время не тянулось бы так долго, но она не могла. Подолгу лежала на диване, перебирала в голове моменты их встреч, сказанные друг другу слова, собственные ощущения. Куталась в жалость и себя же за нее ненавидела.

Лайза терпеть не могла быть слабой, потому что не выносила слабых – плакс, нытиков и трусов, – а теперь, закапывая экран телефона слезами, сама ничем от них не отличалась.

Она должна ему сказать эти слова. Даже если они не помогут, даже если не изменят ситуацию, даже-даже-даже… Она просто будет знать, что сделала что-то правильное, что убрала хомут с его шеи, насколько это вообще возможно.

За окном пасмурно, но тихо, за окном облака и серый город; на часах половина пятого, скоро для тысяч людей завершится рабочий день. Нормальный день нормальной жизни – размеренной, привычной и стабильной. Они сидят в офисах и перекидываются шутками, а не заливают мобильный слезами, – они радуются жизни. Пусть не все. Им эта ветка привычная – им она жизнь, а не коробка из-под елочной игрушки, куда, если пытаешься всунуть ногу, то тут же вылезает все остальное.

Все, хватит.

Сейчас она поднимется, умоется и приведет себя в порядок, а потом поедет прямиком к Аллертону. И пусть разговор получится коротким, пусть он состоится на пороге, она должна облегчить душу себе и ему.

Идея муторная. От мысли о ее исполнении легче на душе не становилось, но другой у Лайзы не было.

Почему жизнь устроена так странно: если что-то одно не радует, то автоматически не радует ничего? Почему бы не вспомнить, что есть куча мелочей, мысли о которых способны превратить хмурое настроение в радужное? Новый двигатель «Миража», например. Прекрасный ведь двигатель – второго такого на Уровне нет, а Лайза не радуется. Вредной Лайзе нужен не просто двигатель, ей нужен в придачу к двигателю Мак Аллертон, а если последнего нет, то плевать, насколько мощный под капотом мотор, – что за избирательность?