– Уже еду назад.

– О, это хорошо, – почему «хорошо», Дэйн уточнять не стал. После паузы спросил: – Ты как? Дорога помогла?

– Не знаю, не понял.

– Значит, помогла, иначе бы ты понял, что не помогла.

Железная логика. Аллертон слегка сдвинул руль влево – шоссе делало плавный изгиб. Встречных машин было мало, это радовало.

– Придумал что-нибудь? В смысле, надумал чего по существу?

– Это ты про Лайзу?

– Про нее.

– Не надумал.

– Слушай, – вдруг фыркнул снайпер, – а почему бы тебе просто ее не кинуть, и дело с концом?

Почему бы не кинуть? Мак невесело усмехнулся – он думал об этом. Кинуть – оно проще всего. Даже с чувством вины он бы потом справился, может, не сразу, но справился бы. Его удерживало другое – воспоминания об их встречах и тот факт, что, если отодвинуть злость и пресловутое слово «должен», в них было много хорошего: ее смех, ее запах, ее озорные глаза и острый ум. Ему вопреки всему, помнилась ее нежность, ее горячие руки, мягкие губы, помнилось, как она ластилась к нему, как радовалась, просыпаясь с ним по утрам.

И он радовался тоже. Тогда радовался и не мог этого отрицать и почему-то до сих пор восхищался ее характером. Забыть бы, как советует Эльконто, плюнуть на все и разорвать путы, вот только тяжело от этой мысли и нет ощущения правильности. Он с ней, с Лайзой, свыкся.

– Я к ней что-то чувствую, Дэйн. Не уверен, что это за чувство, но оно есть.

– Значит, как приедешь, пойдешь к ней?

– Не пойду, не готов.

Снайпер однозначно что-то замышлял – это чувствовалось в его терпеливых расспросах и ожидании ответов.

– А знаешь, почему ты не готов? Потому что ты чувствуешь, что невольно лишился свободы, и она – тебе об этом напоминание.

Может и так, может и так. И что теперь? Наверное, однажды он во всем разберется.

– И ты не пойдешь к ней, пока не почувствуешь, что ты эту свободу себе вернул.

Чейзер хмыкнул.