И Луиза сделала крошечный шажок. Спиной назад. В слепяще-белую вспышку, которая, разрастаясь, обволокла ее хитиновое тело и сверкающим веретеном ударила прямо в сердце.

Он захлебнулась собственным воплем.

Белый потолок каюты стремительно вращался над головой, исхлестанный обрывками розоватой пены вперемешку с изумрудной зеленью. Что-то трещало, как будто ломали деревяшки. А потом Луиза поняла, что это рвется ее собственное тело, избавляющееся от всего лишнего, – от двух пар конечностей, от хвоста, от длинного бронированного корпуса. Хитин ломался, расходился уродливыми трещинами, отваливался кусками, обнажая розовую плоть, – страшную, сморщенную, сплошной рубец.

«Господи, как больно», – мелькнула и пропала мысль.

К собственному ужасу, продираясь сквозь мучительное ощущение ломающегося тела, Луиза увидела склонившегося над ней Дарса со шприцем-ампулой.

– Не-э-эт. Не смотри-и-и… не надо…

Саднящее горло издавало шипение.

– Тише, тише… ш-ш-ш…

Едва ощутимый укол в плечо. И боль начала отпускать. Полегчало настолько, что Луиза вскинула руки к лицу – так и есть, сплошной розовый рубец. Вся она такая…

– Не смотри, – всхлипнув, подтянула колени к груди и, закрыв лицо ладонями, замерла.

– Луиза.

– Уходи, пожалуйста. Не смотри на меня… Я не хочу, чтоб ты меня такой видел…

– Наплевать, – зло процедил Дарс, – я хочу видеть тебя любой, понимаешь?

Луиза только судорожно выдохнула, когда он легко подхватил ее на руки и куда-то понес. Оказалось – в ванную комнату, где остро пахло травами и хвоей. Истерзанное тело, все еще покрытое ошметками хитина и слизи, медленно погружалось в теплую воду. Луиза покорно положила голову на край ванны и закрыла глаза. Наверняка Дарс смотрит на нее со смесью ужаса и брезгливости, не нужно было ему все это видеть, не нужно…

– Уйди, – попросила она едва слышно.

И совершенно не удивилась, когда услышала твердое «нет».

Потом воцарилась тишина, хрупкая, тающая в ароматном воздухе. Луиза осторожно шевельнулась. Внутри все замерло, стянулось в колкий узелок, когда она руками прикоснулась к лицу и провела по щекам. Кожа постепенно разглаживалась, принимая прежний вид. Только вот… волос на голове не было совсем. Они все выпали.

И ей стало так жаль своих черных локонов, что в голос разрыдалась. Лысая уродина, вот кто она.

– Ты что, – изумленный шепот, – почему плачешь, девочка моя? Что случилось?

– Я лы-ысая, – протянула Луиза и расплакалась еще горше.