А после она, наверное, тоже захотела бы вспомнить, каково это – целовать кого-то? И чтобы не насильно, чтобы человек захотел сам, чтобы приблизился к ней. Наверное, – эта мысль удивила ее больше всех предыдущих, – она бы даже согласилась… ему… за это… заплатить.
Картинка вдруг сложилась. Вся, без остатка.
Яна взглянула в лицо Джона и ровно, как киллер, только что получивший задание, деловито попросила:
– Выключи свет. Оставь зажженным только ночник.
С удивлением услышала хрипотцу в собственном голосе. Поспешно добавила:
– И если я скажу «нет», ты остановишься.
– Я остановлюсь.
С секунду на нее смотрели с непонятным выражением на лице – смесью недоверия, удивления и скрытой радости, – затем поднялись и направились к выключателю.
Основной свет в комнате погас.
Она подходила к креслу медленно и не спеша – нет, не с опаской, но с волнением, с внутренней дрожью. И больше совсем не чувствовала себя проституткой – скорее, школьницей, которую впервые позвал «за угол» мальчишка из старшего класса.
Знала: «сейчас они поцелуются», и от этого нервничала. Это глупый процесс – предвкушать, какими на вкус окажутся чьи-то губы, понравится ли ей, затопят ли эмоции…
«Если не понравится, просто отстранюсь. Уйду, забуду все, что здесь было…»