Куда проще было бы вернуть все на место – память, эмоциональный контроль, душевое равновесие, – погрузиться в работу, зажить по-старому. Так нет же – не мог, не хотел, по-дурацки сильно не хотел! – и потому пришел к ней вновь.

Он разберется. Потом.

Лежа на кровати, Джон смотрел на темный силуэт полуобнаженной девушки, сидящей на подоконнике, и чувствовал плывущий по комнате едкий запах дыма – тот не желал вытягиваться в форточку, наоборот задувался ветром в помещение.

– Не стоит тебе курить. Бросай это дело.

– Да? – хмыкнули в ответ и даже не повернули головы. – С чего бы? Я тебя сначала поцеловала, а потом уже закурила.

Она все помнила и до сих пор обижалась. Он понимал.

А еще знал, что им уже не расстаться. Даже если через ухабы, даже если по кривой, разбитой и очень длинной дороге, им с этого момента ехать вместе. С руганью, обидами, причитаниями, в попытках притереться, научиться чувствовать и слышать друг друга, но вместе.

– Я не хочу, чтобы ты курила.

– Ты не хочешь? – Янин голос звучал дерзко и даже зло. – Ты? А ты мне вообще кто?

Сиблинг не нашелся с ответом. Ему хотелось обнять и отшлепать ее одновременно. Хотелось сделать выговор – объяснить, научить, заставить, если придется, действовать себе во благо, а не во вред, – но он не знал, как. Не умел, никогда не задумывался о том, что такое мягкий и поступательный подход, ни разу и ни с кем не практиковал его. А другой с этой девчонкой не сработает: чем большее ее гнешь, тем сильнее она выгибается назад – по характеру хуже, чем самый упертый мул. Мда.

Хотелось прижать ее к себе и держать. Ругаться, наставлять, злиться, учить, но все равно держать.

Он пропал.

– А ты умеешь драться? – вдруг поинтересовались с подоконника, и Джон в темноте нахмурился; за окном продолжала звучать дождевая мелодия – неровное кап-кап-кап по жестяному козырьку.

– Умею.

– Хорошо?

– Настолько хорошо, что тебе лучше об этом не знать.

Новая затяжка, новая выпущенная в направлении форточки порция дыма, с которой тут же затанцевал ветер.

– А почему ты спрашиваешь? – спросил он после паузы, когда понял, что диалог не желает разворачиваться сам.

Яна сидела, поставив одну ногу на подоконник перед собой, – торчала углом на фоне серости оконного проема острая коленка; Сиблинг на автомате сканировал психологическое состояние той, с кем говорил: грусть – 78 %, раздражение – 6 %, отчаяние – 16 %… Клубок из нервов, депрессии, слабой надежды и обиды на саму себя. Кажется, она вновь находилась на грани слез.

– Просто здорово, – заминка; долгий взгляд в окно, – когда мужчина способен защитить женщину. Это для меня всегда было важно. Глупо об этом думать в нашем случае, я знаю, но спросить все равно хотелось. Не важно… Забудь.