Урд создал все условия для временного отступления. Перерыв был нужен Римеру больше, чем им. Интересно, он вообще когда-нибудь снова сможет ходить?

Сидевшие за столом сошлись во мнении, что девчонка должна умереть. И это должно произойти принародно и недвусмысленно, чтобы послать сигнал Равнхову. Покушение на Эйрика провалилось, но бунтарей следовало поставить на место. Хирка приговорена к смерти. Совет поднялся и покинул зал. Ример слышал, как они моют руки в серебряной чаше у дверей. Так было всегда. Они отмывались от собственных решений, как будто руки их не были каждый день перепачканы кровью. Дверь закрылась, и Ример с трудом заставил ноги слушаться. Он опустил их на пол, а потом сидел на корточках под столом и боролся с судорогами. И с тошнотой. С мучительным ощущением, что всё пошло катастрофически не так.

Всевидящий не показался на заседании. В голове Римера теснилось множество мыслей. Беспощадных. Тех, что невозможно остановить. Злость от того, что Всевидящего не беспокоят мирские дела. Неужели происходящее — это мелочь, которая даже не заслуживают Его присутствия?

Потом наступил страх.

Почему Всевидящего здесь не было? Ведь надвигается самая большая угроза для Маннфаллы на памяти живущих. Что, если Совет отстранил Его? Решил провести заседание без Него? У Римера начался озноб. Нужноо выбираться отсюда. И быстро.

Если кто-нибудь обнаружит его здесь, он будет приговорён к смерти, как и Хирка.

Боль

Боль

Я всё ещё жива.

В узкой шахте было тихо, но в голове Хирки разносилось эхо. Голоса и крики из зала Ритуала. Слепая к земле. Дочь Эмблы. Гниль. Но она была жива. Она дрожала, но никто не проткнул её мечом и не сжёг на месте. Всевидящий не проклял её, а только пристально посмотрел своими узкими мудрыми глазами. Как будто всегда знал, что она придёт и что здесь не её дом.

Ример… Он был там и помог ей.

А теперь он знает, кто ты.

Хирка плотнее прижалась к стене на самом дне шахты, которая была диагонально прорезана в горной породе. Из небольшого отверстия вверху лился дневной свет, который оставлял идеальный квадрат на полу в месте, где начинался подъём. Наклонный ход не был слишком крутым, по нему можно было подняться, но не дальше преграждавшей путь решётки. Она казалась предательски хрупкой — жестокий обман зрения. Прутья со всех сторон были острыми, как нож. Хирка несколько раз пыталась просунуть наружу руку, однако резала о них пальцы. Она ничего не смогла сделать.