Нет, сказала она.
Черная тень метнулась в его помрачном глазу, тихий шорох крыльев – толком он ничего не увидел и не услышал. Ничего, рядом с ним ничего. Он закричал, повалился в пустоту впереди, с открытым клювом, словно выронил что-то тяжелое. Он смотрел на поклюв, на долгий путь, по которому добрался сюда. Что-то бежало, летело туда, а потом пропало.
Тихий голос сказал: Ворона.
Он подпрыгнул, развернулся. Перед ним беззвучно села Сова.
Я этого не сделал, сказал Дарр Дубраули. На самом-то деле. Только начал. Почти.
Ворона, проговорила Сова, тебе оставался лишь день лёта до дома.
Нет! – закричал Дарр Дубраули. Нет-нет. Я этого не сделал. Прости! Я этого не сделал, прости меня!
Я знала, что так будет, сказала Сова.
Нет! Позволь мне полететь за ней, вернуть ее. Я знаю туда дорогу.
Нет никакого «туда», Ворона. Ты глупец. Зря я тебе помогла.
Она взлетела с ужасным хлопаньем крыльев, занесла огромные когтистые лапы для удара.
Долго он лежал неподвижно, не открывая глаз. Знал, что скоро придут падальщики, чтобы его съесть: он бы сам так поступил, если бы увидел, что птица лежит так, как он.
Он задумался, знала ли Сова, что так должно случиться. И до сих пор об этом думает. Размышляет об историях, о том, что если они вообще начинаются, то конец их уже предопределен и только одним способом они могут разрешиться; или это касается только историй, которые Смерть рассказывает в Имре о тамошних созданиях? Может, эти истории рассказывают так, чтобы живые понимали снова и снова, что они никогда ничего не смогут вернуть из этого царства.
Что ж, теперь он мог это рассказать сам себе. Самый везучий самец из живших на земле – и он никогда не мог сохранить то, что получал от жизни или смерти.