Лилия сидела на земле на корточках, около дома, и учила маленького ребенка сажать цветы. Дети цивилизованных богатых вельмож с детства были лишены счастья бегать по улицам с голой попой, и уж тем более по уши в грязи; измазанный мальчик был настолько счастлив и так много смеялся, что невольно приходила мыль о том, сколько всего люди потеряли, ступив на путь цивилизации.

– Писилин, зачем ты топчешь гиацинт? – спросила Лилия грозно – шутливо, и тут увидела подошедших путников. И замерла с пучком цветов в руке. И тут же превратилась в сопливо – мокрый плачущий от радости вихрь, который налетел на Альфонсо (в основном) и немного зацепил Феликса. Она была беременна, и Альфонсо это покоробило – Тупое рыло времени не терял, и от этого Альфонсо почувствовал странную ревность, от которой скривило душу и растянуло губы в радостной улыбке.

– Ребята! Альфонсик, Пузико, как же я рада вас видеть!!

– Если позволите, мадам, я теперь не, как вы изволили выразиться, «Пузико», а граф Феликс ибн Эдмундов, – важно проговорил Феликс.

– О-о-о-о, – проговорила Лилия, – Ваше превосходительство, теперь к Вам и на сраной козе не подъедешь?

– Только на чистой, – рассмеялся Феликс.

– Приютишь нас, ведьма? – спросил Альфонсо.

– А то ж. Только теперь ваша пристройка переделана под детскую. Ну чего стоите, живо в дом. Писилин, идем, тебя помыть надо, может, хоть до обеда чистым походишь…

Тупое рыло вернулся с охоты днем с несколькими глухарями и пучком какой-то травы; Альфонсо ожидал увидеть ревность и злость в его глазах, но встреча получилась очень душевной, причем такого проявления своих собственных теплых чувств Альфонсо не ожидал. Он был рад вернуться, и рад искренне, что было для него очень странно.

Фимиамы закатили пир на весь свой микромир; в замкнутой деревушке, в которой появление заблудшего около чужой деревни другого племени – целое долго обсуждаемое во всех гранях событие, возвращение убийц Зверя стало сенсацией, причем, настолько грандиозной. что прибежали даже охотницы с самых дальних уголков охотничьих угодий. Резались целые кабаньи туши, благо, время года позволяло, костры горели пожарами, поварих, бурливших котлов и овощей было не меряно, приправы лежали стогами сена. Волки ходили обожравшиеся, осоловелые, что совершенно не мешало им скулить и клянчить добавки. Для Альфонсо, хоть он и прожил в деревне фимиам пол года, это зрелище все равно было диким: огромные, практически не убиваемые волки скуля выпрашивали еду у маленьких, по сравнению с ними, женщин, которых могли разорвать одним движением. Песико, тот вообще не отходил от Лилии, когда был не на охоте, а от Писилина (ее сына) взвизгивал, восторженно, особенно когда тот пытался оторвать ему лапу. И странным до определенного момента: до тех пор, пока вино и разгульный пир не сделали пьяных баб опаснее волков всего Леса всех вместе взятых. Такие пирушки в роли мужика Альфонсо помнил хорошо, и делал это с содроганием; сейчас, в роли мужчины, и не просто мужчины, а почетного гостя, ситуация стала немного безопаснее, но все равно. В какой то момент Альфонсо, тоже весьма нетрезвому, пришлось уединиться от эпицентра разгула фимиам. Он сидел на пороге лилиного дома, прекрасно понимая, что едва он оказывается наедине с самим собой, как появляется экс-ведьма и начинается тягомотный задушевный разговор о чувствах. На этот раз пришлось пойти на такие жертвы – нужна была информация по поводу Волшебного города.