– представляешь… И не дал мне ей руку отпилить, говорит, тебе, беременной, нельзя напрягаться. И сам ножовку забрал, и сам пилил. А что, я же беременная, не больная… Вот и говорит, вино ребенку вредно, а как может быть вредно то, что приятно его мамочке?

Альфонсо включился в разговор и обнаружил, что Лилия прижалась к нему, и теперь говорила прямо в ухо. Он слегка отстранился, чем мотивировал пьяную бабу прижаться еще сильнее – алкогольное влечение было неостановимо.

– Пойдем к ней, – прошептала Лилия на ухо Альфонсо.

– К кому?

Избушка бабки отшельницы была за периметром деревни, стояла на высоком утесе и сейчас смотрела на пришельцев недобрым взглядом пустого окна. Вся избушка в наступающих сумерках была похожа на старого, настороженного зверя, пригнувшегося для прыжка, только у зверя съехала на бок крыша, и прогнулась стропила спины. Ветер зловеще трепал последние клочки соломенной шерсти на крыше, обдирая избу для того, чтобы звезды могли туда заглянуть.

Лилия задрожала, но глаза ее вспыхнули ярким пламенем, и чем больше она дрожала, то ли от страха, то ли от чего то еще, тем сильнее тащила Альфонсо туда, прямо в недра черной развалины.

– Пришли, – выдохнула Лилия.

Видимо, звери тоже посещали избушку – высохшие веники трав, разбитые кувшины, какие то кости, ложки, стол и табуретки – все валялось в беспорядке, все было покалеченное и сломанное. Не тронутой осталась только кровать и, Альфонсо едва сдержал себя от вскрика, увидев скелет, видимо, той самой бабки, которая смотрела на пришедших злобно, черными провалами глазниц.

– А ее что, не похоронили? – спросил он. Хотя и так было понятно, что нет.

– Нет, сюда боятся заходить – с бабкой никто не общался. А меня заставляли к ней ходить. Ну что, старая кочерга, ты говорила, что с такой рожей, на меня даже больной сифилисом мужик не запрыгнет, да? Помнишь? Теперь ты, наконец, сдохла, а я беременна вторым ребенком.

Лилия показала скелету свой маленький кулачок, а потом ее сорвало с петель: она бросилась на Альфонсо, вцепилась зубами ему в губы, принялась их прикусывать, одновременно умудряясь при этом бормотать:

– Скотина, я все равно люблю тебя. Ну что стоишь, как столб, неужели снова я тебе противна? А? Неужели ты не можешь потерпеть ради беременной женщины?

– Да подожди, – Альфонсо оторвал ее от себя, посмотрел на скелет, – у тебя же муж.

– Он поймет. Тем более, сегодня он сам спит с Валенси.

– И ты так спокойно об этом говоришь? И он не захочет меня придушить если узнает, чем мы тут занимаемся?

Лилия остановилась, удивленно посмотрела на Альфонсо. В полумраке, конечно, он выражения ее глаз особо не рассмотрел, но блестели они, вроде, удивленно.