– На протяжении большей части жизни мне всегда легче было от всего убежать. Что, если таково веление моего сердца – убегать? Что, если мне не суждено навести порядок в собственной душе и я никогда не сделаюсь тем мужчиной, какой тебе нужен? Но, Джейн, – он взял ее руку и поцеловал, – дорогая Джейн. Ты и есть моя душа. Мой родной дом. Пусть у меня есть только половина жизни, я посвящаю ее тебе. Я… я люблю тебя.

– Любишь? – шепотом спросила она.

– В тот миг, как я увидел вас впервые, моя душа взметнулась вам навстречу[48].

– Правда?

– Нет, – признался он, – не совсем. Но ведь строка хороша, верно?

– Ги, – вздохнула она, – говори по-человечески, пожалуйста.

– Когда я впервые тебя увидел, то подумал: такая красивая девушка никогда меня не полюбит. Я истинной красы не знал дотоле[49]. – Муж погладил ее по щеке тыльной стороной ладони. – Потому что тогда я еще не знал тебя по-настоящему. Не знал, какая ты умная, храбрая, добрая, как ты неизменно верна себе. Моя леди Джейн. Никого на свете я не пожелал бы себе в спутницы жизни, кроме тебя.

Ее глаза сверкали.

– Я тоже люблю тебя.

– Честно?

Она улыбнулась.

– Честно. Но у меня есть один вопрос.

– Какой же, миледи?

– Ты видишь свет вон в том окне?

Ги моргнул, еще ничего не понимая.

– Что?

Джейн обняла ладонями его лицо.

– Солнце взошло, – прошептала она, – видишь?

– Не может быть! Я же все еще человек.