– Довольно!

У Низрин лопнуло терпение. Нари никогда не видела ее в таком гневе.

– Нахиды вызволили всю расу Дэвов из жизни в услужении человеку. Только им хватило смелости сразиться с ифритами. Они построили этот город, волшебный город, равных которому нет в целом свете, чтобы править отсюда империей, простиравшейся на все континенты. – Она подошла ближе, и ее глаза метали молнии. – А когда появились твои ненаглядные Кахтани… когда улицы почернели от крови Дэвов и воздух сгустился от криков умирающих детей и изнасилованных женщин… наше племя огнепоклонников выжило. Мы выстояли. – Ее рот брезгливо скривился. – И мы заслуживаем лучшего, чем ты.

Нари стиснула зубы. Слова Низрин задели ее за живое, но она отказывалась признавать это.

Поэтому она швырнула свой фартук Низрин под ноги.

– Удачи в поисках новой целительницы.

И потом, стараясь не смотреть на джинна, которого она только что убила, Нари развернулась и выбежала из лазарета.

Низрин последовала за ней.

– Его жена скоро придет. Ты не можешь просто так уйти. Нари! – прокричала она, когда Нари распахнула дверь в свои покои. – А ну вернись и…

Нари захлопнула дверь у нее перед лицом.

Она закрыла щеколду. В комнате было темно – купель снова погасла, – но Нари было все равно. На подгибающихся ногах она добрела до постели, упала лицом вниз на пышное одеяло и впервые за все свое пребывание в Дэвабаде, возможно, даже впервые за последние лет десять позволила себе разрыдаться.

Нари не знала, сколько прошло времени. Ей не спалось. Низрин не меньше шести раз приходила и стучалась к ней в двери, тихо умоляя ее выйти. Нари не выходила. Она свернулась клубком на кровати и невидящим взглядом смотрела на огромный пейзаж, нарисованный на стене.

Ей сказали, что это Зариаспа. Фреску написал ее дядя, хотя это семейное наименование казалось фальшивым, как никогда. Они не были ее семьей. Этот город, эта религия, это якобы родное племя… все было чужим и непонятным. Ей вдруг ужасно захотелось уничтожить картину, опрокинуть купель огня, избавиться от всех напоминаний о долге, которого она никогда себе не просила. Единственный Дэв, который был ей небезразличен, отверг ее, а с остальными она не хотела иметь ничего общего.

Как по заказу снова раздался стук в дверь. Стук чуть тише обычного, в служебную дверь, которой редко пользовались. Нари поначалу пыталась не обращать внимания, но чем дольше продолжался стук, неуемный, как течь из трубы, тем больше она начинала бушевать внутри. Наконец она отбросила одеяло, соскочила с кровати, топая, подошла к двери и рывком распахнула ее.