Но ее помощница уже вернулась к изголовью больного. Нари быстро вымыла дрожащие руки, наблюдая за тем, как Низрин помогает шейху выпить из чашки горячего чая. Он закряхтел, и Низрин положила ему на лоб холодный компресс.
Низрин подняла голову.
– Мы тебя ждем, бану Нахида. – Она снова посмотрела на священника. – Будет больно. Вы точно не хотите вина?
Он отрицательно покачал головой.
– Н-нет, – с трудом выговорил он дрожащим голосом. Он посмотрел на дверь, и даже это движение причинило ему ощутимую боль. – Думаете, моя жена…
Он сухо и хрипло закашлялся.
Низрин взяла его за руку.
– Мы дадим вам столько времени, сколько сможем.
Нари прикусила щеку, нервничая из-за его эмоционального состояния. Она привыкла видеть в страхе – слабость, в горе – легковерность. Она не понимала, как разговаривать с тем, кто обречен на смерть. Она сделала шаг ему навстречу и постаралась улыбнуться спокойной улыбкой.
Глаза шейха встретились с ее. Губы дрогнули, как будто он пытался ответить ей тем же, а потом вскрикнул и выпустил руку Низрин.
Помощница вмиг вскочила на ноги. Она распахнула на нем кафтан, под которым обнаружилась почерневшая грудная клетка. Его кожа тлела. Воздух заполнил резкий лекарственный запах, а Низрин точными движениями стала прощупывать ему грудину, а потом чуть левее.
Жуткий вид, казалось, ничуть не волновал ее.
– Неси поднос с инструментами и подай мне скальпель.
Нари все сделала, и Низрин вонзила скальпель глубоко в грудную клетку и, не обращая внимания на его стоны, вырезала кусок горящей кожи. Она придержала пальцами открытую рану и позвала Нари.
– Иди сюда.
Нари нагнулась над койкой. Под струей пенной черной крови расположилась надутая масса мерцающе-золотой плоти. Масса слегка трепыхалась, все медленнее и медленнее, покрываясь пепельным оттенком.
– Боже, – изумилась она. – Это его легкие?
Низрин кивнула.