Внешность Мэгги – такой утомленной и изнуренной, неприкаянной и одинокой – затронула Вик острее, чем боль в левом колене. Ей детально вспомнилось, как в момент гнева и паники она бросила в лицо этой женщине кипу распечатанных документов и угрожала ей полицией. Чувство стыда было невыносимым, но она не стала отмахиваться от него. Вик терпела его, как кончик сигареты, прижатый к своей коже.

Когда она остановилась, передний тормоз взвизгнул. Мэгги подняла голову, смахнула с глаз несколько прядей ломких на вид волос и сонно улыбнулась. Вик опустила подножку.

Улыбка Мэгги тут же исчезла. Она неловко поднялась на ноги.

– Ах, в-в-Вик. Что с тобой случилось? Ты вся в крови.

– Если тебя это успокоит, то бо́льшая ее часть не моя.

– Не успокаивает. Меня от нее т-т-тянет в об-б-б-морок. Я не смогу наклеить пластырь, как в прошлый раз, когда ты здесь была.

– Да, было дело, – сказала Вик.

Она посмотрела мимо Мэгги на здание. Окна первого этажа были забиты фанерой. Железную дверь крест-накрест закрывала желтая полицейская лента.

– Что случилось с твоей библиотекой?

– Ее л-л-лучшие дни прошли, – ответила Мэгги. – Как и мои.

Она улыбнулась, показав отсутствовавший зуб.

– Ах, дорогая, – прошептала Вик, на миг почувствовав себя близкой к слезам.

Виной тому была размазанная помада Мэгги незрелого цвета виноградной содовой. И сваленные в кучу деревья. И слишком яркое солнце. Мэгги заслуживала того, чтобы сидеть в густой тени.

– Я не знаю, кто из нас больше нуждается в докторе.

– Перестань. Я в порядке! Просто м-м-мое з-з-заикание стало хуже.

– И твои руки.

Мэгги посмотрела на ладони, изумленно приподняла брови при виде россыпи красных ожогов и снова взглянула на Вик.

– Это помогает мне говорить нормально. И еще помогает мне с другими д-д-делами.

– Чем помогает?

– Б-б-болью. Ладно, проехали. М-м-Мэгги п-п-починит тебя.