– Милый Буффало, если ты устал от нас, то мы можем пешком пойти, – сказал Мосси.
Буффало фыркнул, что Мосси принял за совет: сиди, мол, где сидишь, – хотя мне захотелось слезть. А еще на такой случай я жалел, что одежда на мне чересчур тонка и ее слишком мало. Не то чтобы одежда скрывала все мужские желания. Только то не было желанием, просто тело мое все еще во сне пребывало, когда разум уже давным-давно отпустил его. Двигались мы слегка на подъем в более прохладный ночной воздух, минуя небольшие вершины и большие скалы.
– Соголон, ты говорила, что мы в Долинго. Так где же оно? – спросил я.
– Придурочный, глупый, идиот-ищейка. По-твоему, мы горы миновали? Взгляни вверх.
Долинго. Не так много прошло с тех пор, как мы покинули дом гриота, но когда в буше стали гуще деревья, я подумал, что мы бродим вокруг больших скал, избегая взбираться на них. Я свалился бы с Буффало, не ухвати меня Мосси за руку.
Долинго. Не было больших скал, даром что по ширине они не уступали горам: тысяча, шесть тысяч, может, даже десять тысяч шагов, чтобы обойти вокруг, – однако стволы дерев с небольшой кроной пробивались низко. Деревья вышиной в сам окружавший мир. Поначалу, поглядывая вверх, я видел один только свет да веревки, порой протянувшиеся выше облаков. Мы выехали на лощину шириной с поле боя: вполне достаточно, чтобы разглядеть две линии. Первая тянулась до самого поля, вторая была поменьше. Обе линии уходили в облака и выше. Мосси ухватил меня за колено, уверен, неосознанно. На первой линии имелось сооружение из дерева или глины (или того и другого), что окружало комель ствола на высоту пяти этажей, каждый этаж высился на восемьдесят-сто шагов. В некоторых окнах проблескивал свет, в других он сиял вовсю. Темный ствол тянулся еще выше, минуя больше облаков, до места, где расходился вилкой. Слева высилось нечто похожее на массивную крепость, громадные обычные стены с высокими окнами и дверями, а поверх этого еще один этаж и еще один этаж поверх того – и так до шести этажей с настилом на пятом и свисающей площадкой, какую удерживали четыре троса толщиной никак не меньше чем с лошадиную шею. Справа на высоте крепостей шла ничем не украшенная ветвь с одним дворцом на вершине, но даже у этого дворца было много этажей, обшивки, настилов и золоченых крыш. Облака разошлись, луна засияла ярче, и я заметил, что у вилки было три конца, а не два. Третья ветвь, такая же широкая, как и две другие, была уставлена построенными зданиями и зданиями строившимися. А еще настилом, что протянулся настолько длиннее всех остальных, так далеко, что я подумал, как бы ему вскоре не обломиться. С настила свешивались несколько площадок, что поднимались и опускались на тросах. Сколько же надобилось рабов, чтобы их тянуть? И что ж это за настоящее, что за будущее, где люди строят ввысь, а не вширь? Поверх друг друга, а не рядом? Где фермы и где домашний скот, а без них что же народ этот ест? В отдалении на широком просторе вздымались еще семь высоченных деревьев, и среди них одно с массивной сверкающей обшивкой наподобие крыльев и башней в форме паруса дау. Другое, со стволом, слегка склоненным на запад, зато все постройки косили на восток, будто бы все здания соскальзывали с фундаментов. От ветви к ветви, от здания к зданию тянулись тросы с блоками, площадки, вверху и внизу сновали подвесные вагончики.