Канцлер повторил сказанное на языке Долинго, и Королева издала смешок.

– Зачем понадобилось мужчине с востока от моря жить в этих краях? И что за болезнь выжгла весь цвет с твоей кожи? Говори сейчас же, а то никому из моих придворных не нравится, когда сердят их Королеву… Я сказала: никому из моих придворных не нравится, когда сердят Королеву.

Двор взорвался выкриками «нет», протестующим гулом, громкими хвалами богам.

– И все же волосы у него черные, как уголь. Поднимите-ка тот рукав… Да, да, да, но как это возможно? У тебя плечо светлее руки? Я же вижу прямо вон там, тебе что, руки пришивали? Моим мудрым советникам лучше поспешить с объяснениями.

Я смотрел на все это и гадал, только ли на юге есть безумные короли и королевы. Соголон отступила, когда я ждал, что она выскажется. Попытался понять что-нибудь по ее лицу, увы, ее лицо не было моим. Если мне кто противен, так тот поймет это, стоит лишь мне утром приветственно кивнуть. Королева игралась, а что было для нее игрой? О́го стоял смирно, но хруст костяшек выдавал, как сильно сжаты его кулаки. Я тронул его за руку. Мосси ничуть не лучше меня умел скрывать на лице, что он думает. И Мосси стоит там, смотрит на все – и ничего не понимает.

Заметил мое лицо, и тень беспокойства укрыла его черты. «Что?» – говорил он мне одними губами, только я не знал, как хоть что-то сказать ему.

– Желаю увидеть больше, – сказала Королева. – Снимите это.

– Сними свою одежду, – перевел Мосси канцлер.

– Что? – вскинулся тот. – Нет.

– Нет? – воскликнула Королева. Отказ она поняла даже на конгорском языке. – Станет ли Королева дожидаться согласия какого-то мужика?

Она кивнула, и двое ее стражей схватили Мосси. Одному он врезал прямо в челюсть, но другой прижал нож к его горлу. Мосси обернулся ко мне, и я одними губами сказал: «Спокойно. Спокойно, префект». Тем же ножом страж разрезал по швам одежду на плечах Мосси. Второй страж сорвал пояс, и все упало на пол.

– Никто не удивлен? – произнесла Королева. – Я не слышу никаких звуков изумления? – И зал взорвался охами, ахами, кашлянием, хрипами и громкими хвалами богам.

Мосси, в мыслях кого билось: «И это должно со мной твориться?» – распрямил спину, поднял голову и застыл. Женщины, мужчины и евнухи, что сидели у ног Королевы, все подползли поближе взглянуть. Что было тайной для них, я не понимал.

– Странная, странная штуковина. Канцлер, почему она темнее, чем все остальное у него? Подними ее, я желаю взглянуть на мешок.

Придворный потянулся к яйцам Мосси, и того передернуло. За время всего этого Соголон не произнесла ни слова.