– Как же ты его ненавидишь!

– Ненавижу? Такое чувство у меня было, когда я найти его не мог. Я охотился за его сестрой и матерью. Убил бы их обеих. Обеих их разыскал. Ты меня слышишь, Найка? Я разыскал их. С матерью даже поговорил. Мне бы убить их, но я не убил, ты знаешь почему? Не потому, что мать рассказала мне обо всем, в чем упустила его.

– Я все сделаю, чтобы вернуть его обратно, – сказала Нсака Не Вампи.

– Ведьма Ипундулу мертва. Возврата нет.

– А что, если мы его убьем, Ипундулу? Ты сказал, что он ранен и ослаб. Если мы убьем его, Найка вернется ко мне.

– Никто никогда не убивал ни одного Ипундулу, как же, разрази нас гром тысячу раз, хоть одна душа узнает?

– Что, если мы его убьем?

– Что, если мне все равно? Что, если я сна не лишусь из-за смерти твоего мужика? Что, если чувствую я глубокую печаль, такую глубокую печаль, что сам не прибил его? Что, если тысячу раз насрать на это твое «мы»?

– Следопыт.

– Нет, Леопард.

– Это для тебя вроде приятной щекотки. Радость доставляет.

– Что доставляет мне радость?

– Видеть, как низко он пал.

– Ты так думаешь, не скажешь, что нет? Его я презираю, и даже глухой бог слышит, что нет у меня любви к тебе. Только – нет, это для меня не вроде приятной щекотки. Как я и сказал, мне отвратительно это. Он даже не стоит моего топора.

– Я обязательно верну его обратно.

– Так возвращай его обратно, чтоб я смог убить действительно мужчину, а не вот это, что тут перед нами.

– Следопыт, она идет с нами. Она пойдет за птицей-молнией, когда мы возьмем ребенка, – упорствовал Леопард.

– Леопард, тебе известно, кто такой птица-молния. Еще один, кто странствует с мальцом. Мы убили его брата. Мы с тобой. Помнишь того пожирателя плоти в буше, в заколдованном лесу, когда мы жили у Сангомы, ты помнишь? Того, кто меня подвесил на то дерево со всеми теми телами? Мы тогда еще мальчишками были.

– Босам.

– Асанбосам.