– Откуда тебе знать?

– Оттуда, что он все еще жив, в отличие от всех других мужчин, меня предавших. Один, было дело, каждую ночь меня будто в аренду сдавал как свою рабыню другим мужикам, чтоб тешились, как им захочется. Мне было десять и еще четыре года. Когда он со своими сыновьями сам меня не насиловал. Однажды ночью они продали меня Найке. Он вложил мне в руку нож и приставил его к своему горлу со словами: делай что пожелаешь этой ночью. Мне казалось, что он на заморском языке говорит. Вот и пошла я к хозяину в комнату и перерезала ему глотку, потом пошла в комнату его сыновей и убила их всех. Какой ужас, судачили горожане, потерять отца и всех своих сводных братьев. Это он всему городу внушил, что он их убил и ночью сбежал.

– Соголон что-то похожее рассказывала.

– Что, по-твоему, делает сестер Манты сестрами?

– Ты была…

– Да.

– Ты не любовь к нему проявляешь. Ты долг возвращаешь.

– Я находила девочек, кого моя судьба ждала, и спасала их от мужиков, кто толкал их на это. Потом я забирала их на Манту. Вот у них я в долгу. Найке же я всегда говорила, что ничего ему не должна.

– Почему ты не убил ее? – спросил Леопард, когда я вышел на улицу.

– Кого?

– Мать Найки. Почему?

– Вместо того чтобы убивать ее, я рассказал ей про его смерть. Не спеша. Во всех подробностях, вплоть до того, какие звуки издавались, когда ему в три удара шею оттяпали. «Оставьте меня – вы оба», – сказала она.

На обратном пути к дому старого лорда Леопард заметил:

– Глаза твои все так же не ведают, когда губы твои лгут.

– Что?

– Да только что. Все это представление про мать Найки. Ты совсем не поэтому ее не убил.

– В самом деле, Леопард, расскажи-ка мне.

– Она была матерью.

– И!