– Я – Королева Тирлинга! – прокричала она, и толпа немедленно затихла. Оглядывая своих подданных, их раскрытые рты, широко распахнутые глаза, устремленные на нее, Келси почувствовала, что держит весь мир на ладони. Она уже испытывала это чувство, вот только не могла вспомнить, когда. Поставив сапог на шею Торну, она надавила, с силой, упиваясь его конвульсиями, наслаждаясь ощущением шеи под каблуком.

– Такова расплата за предательство в моем Тирлинге! Смотрите и запомните!

Шея Торна хрустнула. Он подавился последним кашлем и оцепенел, выгибаясь всем телом, а потом затих. Келси почувствовала, как жизнь его отлетела, словно листья на ветру, но дикая тьма внутри нее не уходила. Напротив, она забилась еще сильнее, требуя, чтобы Королева нашла другого предателя, требуя новой крови. Келси с трудом отогнала ее, чувствуя, что это слишком соблазнительная вещь, требовавшая вдумчивого контроля. Она поглядела на труп под ногами, на грязный отпечаток ее сапога у него на шее. Тьма внутри побледнела до белого тумана, потом исчезла.

– За Королеву! – выкрикнул женский голос.

– За Королеву!

Подняв взгляд, Келси увидела кружки, тут и там возносящиеся над толпой. Люди заранее подготовились отметить событие. Она дала толпе то, чего та хотела, в чем нуждалась… и все же Келси охватили сомнения, а в животе зрело щекочущее чувство беспокойства.

«Кто все это сделал? Королева пик? Или я?

Булава вложил кубок ей в руку, и тут Келси осознала, что вино было обязательным ритуалом. Она подняла чашу, салютуя толпе, судорожно размышляя, нужны ли тут какие-то особенные слова, которых от нее могут ждать. Нет: она – Королева. Она может придумать новую речь, ввести свой собственный обычай, и они затмят все, что было прежде.

– Да здравствует мой народ! – покричала она. – Да здравствует Тирлинг!

Толпа проревела последние слова вместе с нею, потом осушила кружки. Отхлебнув из своего кубка, Келси обнаружила, что Булава, подготовившийся заранее, был не дурак: жидкость в чаше оказалась простой водой. Однако приятной на вкус, так что Келси выпила до дна. Обернувшись отдать ему кубок, она увидела, что Булава по-прежнему сжимает в руке петлю. Как бы он ни старался сделать лицо непроницаемым, Келси почувствовала неодобрение.

– Что, Лазарь?

– Вы изменились, госпожа. Никогда бы не подумал, что увижу вас склоняющейся перед волей взбесившейся толпы.

Келси покраснела. Осознание, что Булава все так же мог заставить ее почувствовать себя пристыженной одним язвительным замечанием, удовольствия ей не доставило.

– Я ни перед кем не склоняюсь.