Ее продержали на нью-ханаанском посту до полудня, в камере грязной, но далекой от тех ужасных условий, которые могла представить себе Лили. В камере с ней никого больше не было. Помещение было грязным скорее потому, что там никого не держали, а не из-за обилия немытых заключенных. В Нью-Ханаане мелкой преступности не наблюдалось. Просидев в камере несколько часов, Лили не заметила ни единого таракана. Она не спала более суток и была истощена. И хотела есть, но острота голода скоро померкла на фоне жажды. Она не знала, дали бы ей воды на посту, но спросить забыла. Сейчас по ее горлу словно прошлись наждачной бумагой.

Когда солнце коснулось горизонта, ее посадили в другой грузовик. Лили не знала, сколько была в пути, только ночь наступила задолго до того, как они остановились, и когда ее вытащили из грузовика, она оказалась в царстве яркой флуоресценции и асфальта. Лучший мир никогда не казался дальше, чем в тот момент. Лили замерзла от долгого путешествия в одной футболке и джинсах, ослепла от яркого света и медленной струйки крови из головы. Она попыталась вспомнить, почему оказалась здесь, но в тот момент Уильям Тир и его люди казались бесконечно далекими. Мысленно вернувшись назад, Лили поняла, что сейчас до сих пор тридцатое августа, что до первого сентября еще два дня. Два дня до карнавала, как выразился Паркер, но Тир никогда не позволит подобному существу просочиться в свой Лучший мир. Что это будет за карнавал?

Какое это сейчас имеет значение?

Сколько бы раз Лили ни задавала себе этот вопрос за время бесконечной поездки в грузовике, она оставалась при своем мнении. Карнавал – это излишество и раскованность: делай, что хочешь. Лили никогда не обладала экстраординарной эмпатией, но ее мозгу потребовалось всего несколько минут, чтобы проскользнуть в сознание Паркера и развернуть его перед собой, словно панно. Карнавал Паркера будет таким же, как и любой другой: излишество и раскованность, даже разнузданность, выплеснутые в безбрежный чудовищно больной мир, в котором они все жили, в мир стен, отделявших привилегированных от обездоленных. Обездоленные дошли до точки кипения. Мозг Лили рисовал картины быстрее, чем она успевала их анализировать, и когда грузовик достиг комплекса Безопасности, она успела перевидать в голове конец мира, вакханалию злобы и мести. Теперь ликование Паркера было легко понять: возможно, для Лучшего мира он слишком испорчен, но первого сентября Тир собирался выпустить его в мир настоящий.

«Я должна рассказать Безопасности, – подумала Лили. – Должна кого-то предупредить».