Но это было невозможно. Даже если кто-то ей поверит, не было никакой возможности рассказать о Паркере, не сообщая о Тире. Конечно, они все равно спросят о Тире, и, вопреки его словам, Лили подозревала, что не продержится на допросе долго.

«Я не могу им ничего рассказать. – Лили решительно боролась с очередной волной тошноты. – Я должна молчать до второго сентября. Это моя работа. Это все, что я могу сейчас для них сделать».

Один из охранников открыл простую черную металлическую дверь и отступил назад.

– Найдите ей пустую комнату.

Лили отконвоировали по темному узкому коридору, полному дверей.

Она почувствовала внезапное дежавю, настолько сильное, что оно обрушилось на нее, словно волна, обволакивая все вокруг. Она бывала здесь прежде. Определенно. Ее посадили в небольшую комнатку, флуоресцентного света в которой едва хватало для освещения стального стола и двух стульев, прикрученных к полу. Мужчина с пистолетом пристегнул Лили к стулу, а потом ее оставили тупо пялиться в стену, закрыв за собой дверь.

Грег умер. Лили неотступно держалась этой мысли, потому что, несмотря на нынешнее затруднительное положение, черпала в ней утешение. Неважно, что происходило сейчас, – Грега больше не будет, никогда. Она уснула и увидела во сне, что снова оказалась на заднем дворе, отползающая к кухонной двери. За спиной было что-то ужасное, и Лили знала, что если она доберется до двери, то найдет утешение. Она нащупывала дверную ручку, когда в ее лодыжку вцепилась рука, заставляя ее закричать. Задний двор рассыпался на куски, и она снова оказалась в длинном, полной дверей, коридоре, спотыкающаяся и потерянная. Свет был тускло-оранжевым: не флуоресцентным, но факельным, и Грег больше не казался важным. Он стал ничем, потому что в ее руках была великая судьба, судьба страны, судьба…

– Тирлинга, – пробормотала Лили, резко просыпаясь. Сон рассеялся, оставляя ее со сбивающим с толку остаточным изображением факела перед глазами. Кто-то облил ее водой. Она была насквозь мокрой.

– Вот и вы.

Спинка стула, казалось, впилась в нее когтями, и Лили застонала, выпрямляясь. Она чувствовала себя так, словно проспала несколько часов. Возможно, уже даже настало утро, но в тесной комнатке сказать наверняка не было никакой возможности.

Напротив нее сидел худой, словно лезвие, мужчина, с заостренным лицом и большими темными глазами, подчеркнутыми изогнутыми аккуратными черными бровями. Он скрестил ноги, положив одну поверх другой, а руки сложил на коленях. Поза казалась очень чопорной, но каким-то образом вписывалась в окружающую обстановку. Под темной формой Безопасности мужчина выглядел, как бухгалтер, скрывающий ряд неприятных привычек. Он поднял экран со стола, и Лили увидела собственное перевернутое лицо, глядящее на нее со стальной поверхности.