У стойки регистрации служащие обменялись взглядами гладиаторов на арене. Ты ими займешься или лучше я?

Победительница шагнула вперед.

– Чем могу служить?

Хотя слышалось совсем другое: «Общаться с вами – мой тяжкий долг. И вы у меня сейчас за это схлопочете».

Зузана приняла вызов. Перед ней стояла итальянка лет двадцати пяти, холеная и с лоском одетая. Недовольная. Нет, царственно недовольная. Ее глаза скользнули по Зузане вверх и вниз – и брезгливо вспыхнули, обнаружив покрытые пылью кроссовки на платформе. Хорошенькие кроссовочки зебрового окраса. От пущего отвращения красотка даже поджала губы. Будто собираясь с силами, чтобы сбросить устроившегося на рукколе слизняка.

Зузана бросила:

– Вы, возможно, выглядели бы симпатичнее, если бы сделали лицо попроще.

Упомянутое лицо сковало льдом. Ноздри раздувались, показывая весь масштаб нанесенного оскорбления. А затем, как в замедленной съемке, изящно выщипанные брови одной из женщин чуть приподнялись.

Бокс!

Зузана Новакова была хорошенькой. Ее часто сравнивали с куклой. Или с феечкой. Не только из-за хрупкого телосложения, но также и из-за тонко выписанного, будто фарфорового личика. Нежная кожа, округлые щеки, большие яркие глаза и – хотя каждого, сказавшего это, она бы прибила, – ротик, напоминающий очертаниями лук Амура. Однако все это внешнее изящество служило просто приманкой. Наживкой. Зузана Новакова не исчерпывалась кукольной внешностью. Далеко не исчерпывалась.

Решение бросить ей вызов было равноценно решению плотвички просто из интереса ткнуться губами вон в ту блестящую штучку, что колышется в волнах в игре света и тени, и внезапно обнаружить – ОЙ ЗУБИЩИ КОШМАР!!! – сидящую в засаде щуку.

Зузана людей не ела. Она их испепеляла презрением. И сейчас, в сверкающем позолотой, мрамором и хрусталем вестибюле одного из самых роскошных элитных отелей Рима, одним лишь поднятием брови в две секунды продемонстрировала мастер-класс.

Не обратить внимания на эту гримаску было невозможно. Безукоризненно ровная дуга, и в ней – удивление, веселое удивление, презрительно-веселое удивление, уверенность, осуждение, насмешка, даже жалость. Брови Зузаны напрямую обращались к бровям итальянки, каким-то образом говоря: «Мы не предполагали мыться в вашей раковине. Ты просчиталась. Не нарывайся».

Итальянские брови приняли послание и передали его своей хозяйке, рот которой немедленно утратил брезгливое выражение охотницы на слизняка. Она получила первый намек на грядущее унижение еще раньше, чем Мик мягко, почти извиняясь, сказал:

– Для нас забронирован Королевский люкс?