– Королевский… королевский люкс?
Королевский люкс в отеле «Сент-Реджис» видел монархов и рок-звезд, нефтяных шейхов и оперных див. Даже в обычное время номер стоил двадцать тысяч долларов в сутки. А сейчас времена были необычные. Рим находился в центре внимания, сюда со всех концов мира стекались любопытствующие, паломники, журналисты, государственные делегации, фанатики, безумцы и прочая публика. Свободных мест в гостиницах просто не осталось. Семьи массово сдавали приехавшим балконы и погреба – даже крыши, – и полиция еле успевала разгонять все новые палаточные городки.
Зузана и Мик не знали, во что номер обошелся Кэроу – или ее фиктивной бабушке, Эстер, или кто там оплачивал счет. Прежде в такой обстановке они чувствовали бы себя страшно неловко, крестьянами в присутствии господина. В точности так, как ожидала служащая отеля. Однако после того, что им пришлось пережить, эта лощеная, утонченная публика напоминала Зузане дорогие туфли, пылящиеся в коробке триста шестьдесят два дня в году. Так же, как туфли, эти люди, завернутые в три слоя ваты, воспринимали жизнь только как череду гала-событий в маленьком тесном мирке. Как глупо. Как скучно. Нет, для нее теперь въевшаяся за время путешествия грязь и эксцентричное несоответствие собравшемуся здесь бомонду стало доспехами.
Я заработала эту грязь.
Уважение. И грязь.
Зузана подтвердила:
– Именно. Королевский люкс. Предполагается, что нас здесь ждут.
Она скинула с плеч рюкзак. Он упал на пол, взметнув облако пыли. Подняла руки – не столько, чтобы растереть уставшие плечи, сколько чтобы продемонстрировать пропотевшие концентрическими кругами подмышки. Множественно пропотевшие. Они напоминали годовые кольца на срезе деревьев и были для нее отчего-то очень важны. Как напоминание о той страшной сказке, в которую ей довелось попасть… куда, вероятно, не суждено было попасть другим.
Эту рубашку она стирать не станет. Никогда.
– Разумеется.
Сейчас голос итальянки звучал совсем иначе. Наблюдать, как она борется с собой, было забавно: губы дергались, то складываясь в недовольную мину, то расслабляясь; нос морщился, глаза то широко распахивались, то приобретали стальной прищур. Она была посрамлена. Брови, которые она поднимала в старательной любительской гримаске, теперь вернулись на место постоянной дислокации, где и оставались до конца беседы: тире, разжалованное до дефиса.
Мика и Зузану немедленно препроводили к лифту. Вознесли наверх. Провели в нелепую помпезную прихожую.
Где они и воссоединились с остальной частью компании.