– Что произошло? – Финн была рада отвлечься от собственных воспоминаний. Когда принц не ответил, она переспросила еще раз: – Qué fue?

– Тот день на самом деле ничем не отличался от предыдущих. – В голосе юноши слышалась скрытая боль. Эта боль рвалась наружу, как речной поток, который сдерживает лишь хлипкая запруда. – Мне было девять лет. Я искал брата и заглянул в библиотеку. Там сидели Дез и отец. Они смеялись и улыбались друг другу. – Голос Альфи снизился до вымученного шепота. – Они даже не заметили, как я подошел. И я… я просто… просто увидел выражение лица моего папы. Увидел в его лице такую любовь к Дезу. Такую гордость. Я никогда не видел, чтобы отец смотрел вот так на меня. И я знал, что он никогда так на меня не посмотрит. Никогда. В тот день я впервые увидел магический поток и сумел изменить цвет текущей в моем теле магии, подстраиваясь под чужой цвет чар. Впервые я изменил цвет моей магии на золотой оттенок чар Деза. – В горле у принца стоял ком. Юноша кашлянул. – Дез получил пропио, когда впервые взял меня на руки после моего рождения. Он получил пропио, потому что любил меня. А я получил пропио, потому что завидовал Дезу. Вот такой из меня брат. – Альфи помолчал. – Я лишь хочу сказать, ты не единственная, кто хотел бы стать кем-то другим. Ты не одинока в этом, пусть тебе так всегда и казалось.

Эти слова припорошили ее кожу, словно первый снег. Рассказывать о своих проступках – это знак слабости. Почти всю жизнь Финн считала именно так. Если кто-то узнает о них, их могут использовать против тебя. Чтобы тебя контролировать. Чтобы причинить тебе боль. Если бы Финн знала это в восьмилетнем возрасте, она скрыла бы свои тайны и не доверилась бы Игнасио. И Финн всегда гордилась тем, что все понимает с первого раза. С тех пор она твердо усвоила урок: любую боль и связанные с этой болью истории нужно переживать в одиночестве. Былые шрамы нужно прятать глубоко в душе, ведь эти шрамы – карта ужаснейших мгновений ее жизни. Но ей никогда не приходило в голову, что шрамы можно показать, а болью поделиться, разделить этот груз с другим человеком. Осознание этого, пришедшее от сидевшего рядом юноши, потрясло ее. И чувство потрясения все нарастало, когда она видела нежность в его взгляде. Когда Альфи просто укрыл ее тайну в своем сердце, сберег ее боль, а не приставил ей к горлу, точно кинжал.

– Синий, – вдруг сказал принц.

– Синий? – удивилась Финн.

– Цвет моего потока… Он синий. Ты меня как-то спрашивала. Темно-синий. Однажды я показал Луке краску такого же цвета, как моя магия, и он сказал, что мой поток напоминает цвет ночного неба в детской книжке.