Это был всего лишь Таниэль. Просунув голову в дверь, он позвал Мори по имени и потом долго неподвижно стоял на лестничной площадке. Стараясь не дышать, Грэйс крепко зажмурила глаза. Кто-то стал барабанить в переднюю дверь, и Таниэль пошел открывать. Грэйс еще несколько секунд оставалась под кроватью. Мори придирчиво следил за чистотой в доме: под кроватью не было ни пыли, ни паутины. Пол был натерт до такого блеска, что затуманился от ее дыхания.

Катцу не пошевелился, когда она взяла его в руки; Грэйс одно за другим сложила его щупальца и засунула осьминога в чемоданчик. Стоя на верху неосвещенной лестницы, она ждала, пока Таниэль сопровождал незнакомого ей крупного мужчину в гостиную. После этого она ринулась обратно к задней двери. Метель уже замела следы, оставленные ею на пути к дому, и на свежевыпавшем снегу подошвы ее ботинок отпечатались четче, чем в первый раз. Как только она закрыла за собой дверь, из глубины сада в воздух поднялся рой маленьких огоньков. Они поплыли ей навстречу как живые существа, но исходившее от них механическое жужжание выдавало в них творение искусного мастера. Очередная поделка Мори. Не испытывая желания выяснять, что это такое, Грэйс выбралась на улицу через проход между домами.

Электрические огни «Харродс» освещали улицу во всю ее ширину. Чувствуя себя на виду в их ярком свете, Грэйс, тем не менее, остановилась под ними в ожидании кэба: в густой ночной темноте это было единственное место, где ее мог заметить кэбмен. В такую погоду немногие кэбмены отважились выехать на улицу, и Грэйс уже собиралась пуститься в путь пешком, когда один из них наконец остановил рядом с ней свою усталую лошадку. Возница был озадачен, когда она сказала, что ей все равно, куда ехать, и изумился еще больше, когда она стала определять, в какую сторону поворачивать, подбрасывая соверен. Однако, поскольку она пообещала отдать ему этот соверен на следующее утро в семь, он не стал задавать ей лишних вопросов, видимо, объяснив для себя ее поведение очередной причудой аристократического населения Белгравии, о которой ему до сих пор не приходилось слышать. Из стоящего рядом с ней на сиденье чемоданчика доносилась возня запертого там Катцу. Это подействовало на нее успокаивающе, это значило, что Мори не знает о местонахождении осьминога. Кэбмен пару раз оглядывался на чемодан, но затем сосредоточился на дороге.

В семь часов они остановились возле Часовой башни, с которой плыл над Лондоном перезвон колоколов, возвещая наступивший час. По краю неба светилась бледная полоса, едва пробиваясь сквозь густой туман, поднимающийся от замерзшей Темзы. Лед на ней стал теперь таким крепким, что некоторые предприимчивые ремесленники установили на нем свои палатки за границами набережных, развесив вдоль навесов маленькие фонарики.