10. Чудеса в приходе Святого Лаврентия

Тем же вечером странный хоровод бедолаг, оборванцев да нищебродов появился перед самыми воротами прихода Святого Лаврентия. Длинной цепочкой тянулись туда слепые, хромые, горбатые да прокаженные, глухие и увечные, искусанные бешеными собаками и угрызаемые волчьими клыками бедности; одержимые нескончаемо выкрикивали молитвы, а еще были среди них обмотанные цепями – эти каялись в убийствах, разных преступлениях и грехах. Паралитики ехали на возочках; были здесь и больные язвами, покрытые болячками, большая часть из которых стала результатом не смертельной болезни, а ловкого использования муки, гипса и животной крови. Дальше в печальном хороводе оборванцев двигались трясущиеся неудачники, страдающие болезнью святого Лея, страдающие от Сен-Аква, а также мучимые болячками святого Клементина – то есть водянкой и свербежом, а еще жертвы войны, выставляющие напоказ обрубки рук и ног, хромающие на деревянных протезах, влекомые и ведомые детьми, собаками и сотоварищами по несчастью.

Воры милосердия привлекали повсеместное внимание. Заглушали молитвы и псалмы паломников своими стонами, нижайшими просьбами, криками безумцев, стуком костылей по парижской мостовой.

– Ради милосердия Господа, Царя Славы, – кричал и нарекал хромающий во главе процессии Ренье, – подайте динар иль другой какой грошик!

– Верные христиане и набожные почитатели Господа Единого, – рыдал Колин де Кайен, покрытый язвами, с выкрученной рукой и кривой ногой. – Во имя наивысшей Принцессы Небесной, Царицы Ангелов, Богоматери нашей, допоможите лишней денюжкой несчастному калеке, рукой Господней покаранному…

Жалобная процессия, исполненная истинного достоинства и христианского милосердия, или – ежели кому так нравится – триумфальный поход шельмовства, обмана да людской глупости, медленно приблизилась к главным вратам плебании. И тогда внезапно произошло то, что во всех подробностях было спланировано заранее. Ренье снял шляпу, сложил для молитвы руки, а потом вдруг крикнул, отбросил прочь костыль, сорвал повязку с ноги и принялся танцевать, скакать и веселиться.

– Осанна! – кричал он. – Молитесь за прелата де Ноая, добрые самаритяне! Чудо! Я исцелился! Взгляните только! – кричал он, показывая всем вокруг свои члены, покрытые лохмотьями, перевязанные вонючими тряпками и бинтами. – Я хожу! Смотрите, как я ставлю ноги! Я исцелен, мои вы овечки! Я здоров!

И вдруг, как по прикосновению волшебной палочки или ногтя святого Доминика, все новые и новые нищие, хворые и искалеченные принялись отбрасывать свои костыли, сдирать повязки с ран, выпрямлять искривленные конечности. Исцелялись и покусанные бешеной собакой, что симулировали пену с помощью кусочка мыла, исцелялись бьющиеся в падучей и рассказывающие, что болезнь наслал на них сам Святой Дух за то, что они не преклонили коленей, когда проходил мимо них священник со Святыми дарами. Затем силы вдруг вернулись к несчастным, что шли из сарацинской неволи и лишь бормотали «бран-бран-бран» да «бре-бре-бре», делая вид, что говорят по-турецки. Чуть позже чудесное исцеление пало будто гром среди ясного неба на искалеченных и инвалидов войны – и, будто молодые олени, принялись они соскакивать с тележек и тачек, причем благословенная аура святости прелата Раймона де Ноая не только возвращала им силы, но и способствовала отрастанию рук и ног, до той поры чудесным образом спрятанных в рукавах кафтанов и в двойных днищах тележек.