— Мы идем на Восток, — говорила Изабель, опираясь спиной на один из заплечных мешков. Теперь она выглядела не мертвецом, у которого по недоразумению все еще слабо приподнимается дыханием грудь, а просто уставшей и обессиленной, и ее голос, пока еще тихий, звучал уверенно, как подобает говорить предводителю. — Альвэнда не справится, ей нужна вся помощь, какую она может получить. Я понимаю, что после Больших Северных учений Север может не прийти, но… — Она посмотрела на Жозефину, и в ее взгляде были и понимание, и гордость, и просьба.

— Я постараюсь убедить людей, — кивнула Жозефина. Она не питала к столице и королю никаких теплых чувств, но там были Мартин и домочадцы, и дом, где ее родители вместе с детьми были счастливы, пусть и недолго; да и не годится бросать целый город на потребу нечеловеческим существам, тем паче что столицей они могли вовсе не ограничиться. Изабель, насколько позволяла ей затягивающаяся рана, склонила голову в жесте глубочайшей благодарности.

Вскипели над огнем котелки, и люди полезли в сумы добывать дорожный припас. Жозефина непререкаемо заявила, что тем, кому предстоит долгий поход, негоже тратить еду, если есть иная возможность, и Каталин с парнями сами достали вяленого мяса и сухарей на всех. Вместе с сушеными летними травами и крупой вышла прекрасная похлебка, а после пошел по кругу рог с взваром из веточек малины, куст которой так кстати рос неподалеку. Северянам нечего было беспокоиться о еде: утром им предстояла не долгая дорога в неизвестные и опасные места в тылу вражеской армии, а короткий скок назад вдоль стены и шаг во Врата.

Не забыли и пленных: их усадили к костру и, развязав руки и спутав взамен ноги, накормили из общего котла. На поляне не нашлось никого, кто понял бы их, и Жозефина посмотрела на Каталин, у которой опыт действий в подобных случаях был куда как поболее.

— Что будем с ними делать?

— Деревьев вокруг много, — отозвалась Мать воинов и потянулась к седельной суме, где лежал моток прочной веревки.

Пленники, несмотря на то, что не разумели языка Чаши, поняли, что их ждет, и наперебой залопотали; и не нужно было знать их язык, чтобы понять мольбу сохранить жизнь. Которая, к слову сказать, уже угасала, будто кто-то отмерил им определенное количество сил и сейчас они кончались — Узор медленно выцветал, и жить им оставалось хорошо если до послезавтрашнего утра. Жозефина попыталась влить Силу в одного из них, и тот умер точно так же, как другой, которого она пыталась усыпить — мгновенно и безнадежно. Она посмотрела на второго, в ужасе замершего под тяжелой рукой Шэнана, и приговорила: